Позже ей позвонил Фриман. Он был слегка навеселе и явно удивился, застав ее дома.
— Я тут подумал, а не позвонить ли мне на всякий случай, — пояснил он. Было восемь часов. — Кажется, вы говорили, что у вас была предварительно назначена встреча.
— Мне пришлось отказаться от нее, Кристофер, — солгала Хлоя. Она стояла перед зеркалом в коридоре и корчила себе рожи. — У меня раскалывается голова.
— Не удивительно, дорогая, — проговорил он с преувеличенным сочувствием. — Вас с Гейбом показывали по телевидению, вы знаете?
— Я видела, — Хлоя попыталась говорить не так сухо. Она не хотела обидеть Кристофера Фримана и лишиться интервью с ним, но у нее не было ни малейшего желания хоть намеком обнадеживать его. Ни мимолетный роман, ни длительные отношения с ним Хлою не интересовали. Очевидно, его ничуть не смущала разница в их возрасте. Он болтал долго. Хлое пришлось даже взять стул. Наконец он повесил трубку, напоследок сказав ей, что она прекрасна и он ждет не дождется их интервью, после которого надеется пообедать с ней.
Положив трубку, Хлоя оглядела притихший дом. Одиночество сделалось практически осязаемо. Почему не позвонил Габриэль? С этим надо что-то срочно делать: хватит из-за него расстраиваться. Может, он в эту минуту переодевается, чтобы вновь отправиться куда-нибудь. Откуда ей знать, что у него на уме? Может, у него целый гарем. Все женщины на работе находят его весьма привлекательным. А как он целовался! Пусть сейчас она придает такое значение своей девственности, однако было время, когда она целовалась предостаточно. Но все, что она тогда испытала, не шло в сравнение с искусством и страстностью Макгира.
Полюбив такого человека, как Габриэль Макгир, можешь не надеяться, что избежишь крупных неприятностей. Она совершенно не ожидала, что так обидится из-за того, что он не позвонил. Хлоя подошла ближе к зеркалу. На нее смотрела грустная молодая женщина с нежно-кремовой кожей, копной рыжевато- золотистых, только что вымытых волос и несчастными синими глазами. Атласное, расписанное цветами и птицами кимоно (она купила его во время короткой командировки в Японию) подчеркивало цвет ее глаз. Прелестная вещица. Оно сразу бросилось ей в глаза. На барахолках можно было отыскать много всякой одежды, которую при желании можно выдать за вечерний наряд. Вот и в кимоно она могла пойти куда угодно, только вот идти-то было некуда. Конечно, она могла позвонить кому-нибудь из подруг. Салли всегда готова посмеяться, да и Бет чудесная девчонка. Хоть и безнадежно застенчива, с ней всегда приятно.
Нет, что-то беспокоило ее, и Хлоя не могла назвать, что именно.
Она взяла первую попавшуюся книгу в новенькой мягкой обложке и села на диван. На суперобложке значилось: «захватывающий психологический триллер». Хлоя дважды перечитала первые несколько страниц, пытаясь вникнуть в их смысл. Нет, слишком много персонажей. Это требует чересчур много внимания. Как обычно, когда одиночество мучило ее, мысли Хлои обратились к матери. Раньше она просила, чтобы ей разрешили перевезти маму домой. Она сможет нанять сиделку на то время, когда будет на работе. Она бы так и поступила, но врачи убедили ее, что матери будет лучше в лечебнице.
Хлоя откинулась на спинку дивана, и в ее глазах заблестели слезы. Иногда она позволяла себе такую роскошь — немного поплакать, — но преимущественно держалась молодцом. Неужели ей больше никогда не удастся поговорить с мамой, услышать ее голос? Неужто им никогда уже не посмеяться вместе над какой- нибудь остротой, как бывало в прежние безмятежные дни. Они так дурачились! А скромные подарки, которыми они одаривали друг друга! По щекам Хлои заструились слезы, и вся она поникла от горя.
Она была в ванной, когда в парадную дверь позвонили. На мгновение она застыла, затем подошла к окну и приоткрыла штору.
Габриэль!
Подгоняемая силой, совершенно ей не подвластной, она бросилась к двери, распахнула ее и устремила взгляд на его лицо, которое так неожиданно вдруг стало родным и близким.
— Хлоя, я беспокоюсь о вас. — Он внимательно окинул ее задумчивым взглядом черных глаз. Он увидел, как она несчастна, увидел слезы, что бусинками висели на ее длинных ресницах.
— Почему вы не позвонили? Вы не желали говорить со мной?
— Почему? — Он резко рассмеялся. — Хлоя, я в отчаянии. Я не нахожу нужных слов.
— Вы не захотели посмотреть репортаж вместе со мной? Огорчились, что он получился схематичным?
— Хлоя… — Он беспомощно развел руками.
— Я рада, что вы вернулись, — не переводя дыхания, сказала она. — Я хочу, чтобы вы остались.
— Боже мой! — Он захлопнул дверь, запустил руку в ее чарующие локоны, привлек ее к себе. — Что случилось? В чем дело?
— У меня раскалывается голова. — Ее голос звучал приглушенно, потому что она прятала лицо на его груди. — Порой мне кажется, что у меня не хватит сил терпеть эту боль.
— Теперь я здесь. — Как чудесно было держать ее в своих объятиях, чувствовать, как ее хрупкое, красивое тело прижимается к нему. Как чудесно и покойно. Но постепенно его охватывал жар, он чувствовал, что «кровь свинцом расплавленным, не кровью бежит по жилам». В его объятиях была не девочка, а очаровательная молодая женщина. Ее мягкая грудь прижималась к его груди, он видел очертания ее тела под слишком легким кимоно. Как ему хотелось сорвать его! Но она была совершенно беззащитна, да и он в глубине души питал отвращение ко всякому насилию.
— Вы так прекрасны, так прекрасны, — с трудом выговорил Габриэль.
Она приподняла голову, и он испугался: в ее глазах застыло откровенное желание. Возможно ли это?
Он поцеловал ее не так нежно, как намеревался, а отчаянно и страстно, чуть не задушив своим поцелуем.
«Остановись, — подумал он. — Не пугай ее». Оторвавшись от ее губ, он тихонько покачивал ее, целуя ее волосы, щеки, маленький, классической формы подбородок. Сколько еще он сможет противиться подобному искушению? Он заставил себя успокоиться, хотя все его тело терзала острая боль.
— Габриэль, люби меня, — прошептала она. В ее голосе, несомненно, прозвучала мольба, резанувшая его по сердцу.
— Хлоя, я не могу. — Боже, неужели, это произнес он?
— Мне так нужна любовь.
— Хлоя, я не могу так. — Он крепко держал ее за плечи, сжимая их, чтобы привести ее в чувство.
На ее прелестном лице застыла трагическая маска:
— Когда-то вы говорили, что желаете меня.
— Меньше всего я хотел бы обидеть вас, — просто ответил Макгир.
— Габриэль, я не фарфоровая кукла. Я не разобьюсь.
— Вы не осознаете, что делаете. Вы не любите меня.
Она покраснела от смешанного чувства стыда, боли и сожаления.
— Габриэль, я не способна любить. Не просите меня. Если маме станет лучше и я окрепну духом, я попытаюсь полюбить вас. Обещаю. Но сейчас я хочу физической близости. Не знаю почему, но из всех мужчин, которых я встречала, только вы волнуете меня. И вы такой хороший и добрый. Раньше я этого не знала.
— Замолчите, — сказал Макгир, сверкая темными глазами. — Я стараюсь придумать, что же мне делать. Вы девственница, Хлоя?
Она почувствовала себя столь ужасно, что чуть не разрыдалась снова.
— А разве это важно?
— Очень важно, — глубоко вздохнул он.
— Я понимаю, что среди моих ровесниц не так уж много девственниц. — Хлоя говорила с притворным легкомыслием.
— Вам, должно быть, было нелегко отбиваться от ухажеров. — Он тоже пытался, и безуспешно, снять напряжение. — А что, если я прямо сейчас наброшусь на вас с поцелуями?
Хлоя стремительно обернулась:
— Не шутите так, Макгир.
