но, кажется, мне велят покинуть твой дом.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Еще не рассвело. В лечебнице стояла тишина, лишь снаружи, у окна Делии, самозабвенно распевала какая-то птичка. От сладостного звучания и чистоты ее песни на глаза женщины навернулись слезы.
Слезы? Она уже давным-давно не плакала.
Делия тихо лежала в темноте, пытаясь сообразить, где она находится.
Ее мысли становились все яснее, но она еще с трудом осознавала, что с ней происходит. Только чувствовала разлитую в ней и вокруг умиротворенность. Божественный покой, который позволял таинственной силе совершать свою работу.
Мозг Делии оживал. Лежа в постели с закрытыми глазами, она поняла, что находится не дома. Вероятно, в какой-то больнице. Она забеспокоилась о Хлое, своей любимой девочке. Она не решалась подумать о муже. Неужели Питера больше нет? И о Тимоти, ее умершем ребенке. Какая жестокость, какая жестокость! Она полюбила его, как только впервые взяла на руки.
Тимоти Майкл Каванах. Майклом его назвали в честь ее отца. Оба ее ребенка унаследовали от нее рыжевато-золотистые волосы и ярко-синие глаза.
Хотя было по-прежнему темно, в комнату проник луч света. Она вдруг словно очутилась внутри огромного хрустального шара.
В шесть часов утра, пока каждодневная суматоха в лечебнице еще не началась, Мардж Хардинг, самая преданная Делии сиделка, вошла в ее палату, как всегда, улыбаясь. Неважно, что миссис Каванах никогда не улыбалась ей в ответ. Она была красивой дамой. Мардж горячо молилась, чтобы однажды Делия либо обрела потерянный рассудок, либо тихо скончалась во сне. Делии в кровати не было. К ужасу Мардж, больная лежала на полу, свернувшись калачиком. Мардж испуганно склонилась над ней. Она подумала, что Делия умерла. Однако пульс легко прощупывался.
— Миссис Каванах, миссис Каванах, — в предчувствии беды вскричала сиделка. Она видела, что происходит нечто странное.
Другая сиделка, ее подруга, Нора, услышав тревожный возглас Мардж, вбежала в палату. Но тут Делия открыла голубые глаза.
— Доброе утро, сестра. — Делия улыбнулась так, словно сознание не покидало ее ни на минуту. — Доброе утро всем. Этой ночью мне привиделся самый удивительный сон. — Она самостоятельно поднялась и села на постель, глядя на восторженные лица обеих сиделок. — Мне снилось, что ко мне вернулись муж и сын. Они касались меня. Моего сердца, моей души. Ради Хлои они вернули мне силы. Я нужна ей. Мне необходимо поговорить с моей девочкой.
Сестры онемели от изумления. Хотя позднее им пришлось не один раз рассказывать о чудесном выздоровлении миссис Каванах.
«Надо надеяться, теперь она вернется к полноценной жизни, — подумала Мардж. — Чудеса, да и только».
О «пробуждении» матери Хлое сообщили через десять минут. Старшая сестра вызвала ее в лечебницу. В голосе у нее чувствовалось такое волнение, что Хлое показалось, будто многоопытная и знающая женщина не верит своим глазам.
Сама Хлоя после этого звонка заметалась по дому, повторяя: «О Боже мой, о Боже мой!» Подобное чудо превосходило все ее ожидания. Это был словно ответ на бесконечные молитвы. Но вдруг мама лишь на короткое время пришла в себя?
— Нет, я не должна так думать! — прокричала Хлоя в ванной своему отражению в зеркале, пока чистила зубы и умывалась, в спешке рабрызгивая воду.
В спальне она надела первое, что ей попалось под руку: темно-красную тенниску и джинсы. Сердце колотилось так, будто собиралось выпрыгнуть из груди. Сильнее, чем неделю назад, когда мать впервые улыбнулась. До того дня Хлоя почти не надеялась на улучшение, но потом в ее сердце загорелся немеркнущий свет веры.
Надо обязательно рассказать Габриэлю. Разделить с ним бьющую через край радость, ведь он стал так близок ей. И он был свидетелем первой улыбки матери. Он держал ее руку и развлекал ее своими рассказами. Макгир — человек большого мужества и большой доброты.
Было еще рано. Часовая стрелка не дошла и до половины седьмого. Однако Хлоя набрала номер. Она так волновалась, что у нее дрожала рука. Послышались гудки. Наверное, Габриэль уже встал и готовит себе завтрак. Затем трубку подняли, и молодой веселый женский голос спросил:
— Алло, слушаю вас!
С минуту Хлоя недоумевала. Не тот номер? Да нет, она набрала правильно.
— Алло, — повторил тот же голос чуть громче.
Хлоя молчала, не находя слов. Ее сердце разрывалось. Потрясение, унижение… Что ж, это все потом. А сейчас ей пора к маме.
Она собралась уже положить трубку, когда к телефону подошел Габриэль.
— Кто говорит? — напористым и деловым тоном спросил он.
Хлоя безуспешно попыталась выговорить что-то.
Габриэль жил один. Его мать обосновалась в Тасмании. Сестры у него не было, а единственная кузина, выйдя замуж, поселилась в Новой Зеландии.
По какой-то причине — без сомнения, с чувством вины — он вдруг хрипло спросил:
— Хлоя?
Хлоя бросила трубку, точно та, как раскаленный уголь, жгла ей ладонь. В другое время она бы сказала ему все, что думала, однако ее ждет мать. Мама — отныне все в ее жизни. Что такое любовное разочарование по сравнению с тем, что к ней возвращается мама? Она перенесла немало ударов судьбы, перенесет и еще один. Все существо Хлои переполняли волнение, благодарность, изумление, и теперь еще недоумение и боль. И этот хаос чувств неоспоримо свидетельствовал, что Габриэль Макгир глубоко проник в ее жизнь.
Спустя мгновение зазвонил телефон, но Хлоя не сняла трубку.
По дороге в лечебницу она крепко сжимала рулевое колесо, чтобы унять дрожь в руках. Остановившись возле приемного отделения, она вошла внутрь, получила подтверждение счастливого известия и помчалась по коридорам к маминой палате.
Ее мать сидела в кресле, в котором обычно устраивалась Хлоя. На ней был розовый теплый тренировочный костюм. Должно быть, кто-то отыскал его для нее, поскольку Хлоя видела этот костюм впервые. Однако мамину чудесную улыбку она видела уже во второй раз.
Ее мать действительно выздоровела, Хлоя больше не сомневалась. Она бросилась с распростертыми объятиями к Делии. Та встала с кресла, и они обняли друг друга. Обе проливали реки слез.
— Моя дорогая, моя дорогая! — от счастья голос Делии, переполненный любовью, звенел.
— Ты вернулась. — Хлоя не сводила глаз с ласкового лица матери. Она видела в нем радость, покой, свет разума.
— Ради тебя, моя милая девочка, — Делия взяла руку дочери.
А слезы радости все струились по их лицам, хрустальными бусинками падая с длинных, пушистых ресниц.
Делия, усадив Хлою в кресло, села напротив нее, спеша рассказать ей свой сон.
— Тим был здесь… И твой отец. Я видела их так же ясно, как сейчас вижу тебя…
Слушая мать, Хлоя думала: неужто небеса сжалились над ними?
Тем временем старшая сестра, сияя от счастья, сообщала о чудесном выздоровлении доктору Уильяму Гафу, главному невропатологу, и доктору Саймону Блейкли, главному психотерапевту лечебницы. Невероятная новость вскоре стала всеобщим достоянием, но в медицине не принято верить в чудеса.
