всех этих зевак. Чтобы он больше никогда в жизни не посмел так поступить. Всех проучить.
Студент, похоже, не на шутку перепугался.
Но Майки только вздохнул, отвел глаза в сторону, покачал головой. Нет, он не может так поступить. Не желает переживать все это заново.
— Хуже и быть не может, — произнес он. В голосе не было и намека на металл, которого так жаждала публика.
Лишь сожаление и печаль.
Студент отвернулся — слава богу, этот тип перестал на него таращиться.
Майки оглядел присутствующих. Они ждали от него другой реакции. Он их подвел. Не оправдал надежд.
Ему было на это наплевать.
— Итак, — он пытался придать голосу легкости, но слова звучали скучно и бесцветно. — Пройдемте на площадку выше: ресторан. Посмотрим, как разворачиваются дальнейшие события.
Толпа, почувствовав, что накал в атмосфере исчез, потеряла интерес к экскурсии и лениво потянулась по эстакаде.
Майки пропустил всех вперед и последовал за группой.
Тернбулл смотрел на сидевшую перед ним женщину. В сердце шевельнулась жалость. Как сержант сыскного отдела полиции Нортумбрии, он хорошо знал, что такое профессиональная беспристрастность, и, как правило, ее проявлял. Но симпатичная девушка с покрасневшими глазами, которая смотрела на него с надеждой и искала в нем поддержки и утешения, представляла собой идеальную мишень. А ему она сейчас была очень нужна.
Мир для Тернбулла имел только два цвета: белый и черный. В нем были жертвы. И благородный сыщик — он сам. В этом мире были преступники, которых надо ловить. Это делает он. Любой, кто встает на пути, оказывается их пособником. Он гордился собой. Только белое и черное — никаких полутонов, вплоть до выбора одежды. Белая рубашка, черный костюм. Белое и черное — как форма футболистов «Ньюкасл- Юнайтед». Его часто принимали за фаната команды.
Он придвинулся к краю дивана, придал лицу сочувственное выражение, галстук с черно-белыми шашечками выбился из пиджака. Говорила в основном его старшая по званию напарница — инспектор Нэтрасс. Он же время от времени кивал, чтобы показать, что внимательно слушает.
Нэтрасс, с приземистой коренастой фигурой и внешне, с его точки зрения, совершенно неинтересная женщина (вполне может быть, что она лесбиянка), говорила успокаивающим голосом — таким голосом обычно сообщают о чем-то плохом или говорят, когда сообщать не о чем — плохие новости или никаких новостей. В этом случае сообщать было не о чем.
— Он промелькнул на экране камеры видеонаблюдения на вокзале Ньюкасла, а потом его зафиксировала такая же видеокамера на вокзале Кингс-Кросс в Лондоне. К сожалению, мы пока больше ничего не нашли. — Она подалась вперед, глядя собеседнице в глаза. — Вы можете предположить хотя бы, почему он там оказался?
Кэролайн Хантли вздохнула. А Тернбулл вдруг представил, как, наверное, еще неделю назад текла ее жизнь: утром на работу в банк, где она возглавляет службу персонала, обед в ресторане с молодым человеком, вечерами — с подругами, дома вечером — фильм на DVD под бокал вина и плитку шоколада. Двухнедельный отпуск где-нибудь в Греции или Португалии. Обыкновенная жизнь. Нормальная. Жизнь, в которой нет места ночным кошмарам.
Бедняжка изо всех сил пыталась держать себя в руках, но ее выдавали трясущиеся пальцы, которыми она теребила край газеты на столе перед собой, превратив его в лохмотья, немытая голова с длинными светлыми волосами и несвежая одежда — она не меняла ее, наверное, уже пару дней. И все же она хороша собой, а эта трагедия, думал Тернбулл, делает ее еще привлекательнее.
Она покачала головой:
— Нет… Он никогда… нет…
— Мы разговаривали с его коллегами на работе, — вставил Тернбулл, — но они тоже не могут нам ничего сообщить.
— Разве… — Кэролайн не отрываясь смотрела на газету со статьей о поисках пропавшего ученого. — Говорят, при поиске пропавших без вести первые двое суток самые важные. Это правда?
— Правда, но это вовсе не значит, что вы должны отчаиваться. Мы делаем все возможное, чтобы найти вашего отца, — сказала Нэтрасс.
Кэролайн кивнула. Он отсутствует вот уже два дня. Никаких следов, кроме этого видеоизображения на вокзале Кингс-Кросс. Никаких намеков на то, куда он мог отправиться. Дочь пребывала в отчаянии.
Тернбулл осмотрелся: и современно, и уютно. Повсюду вазы с увядшими, правда, цветами.
Он заметил возле телевизора большую фотографию в рамке. Кэролайн, Колин Хантли и какая-то женщина, очевидно ее мать. Лица людей на снимке светятся радостью, глаза будто говорят, что у них замечательная семья, они живут, не нарушая закон, и в их жизни ничего плохого не может произойти. И вот нате вам: мать умирает от какой-то жуткой формы рака, отец исчезает, а дочь сидит сейчас перед ними.
Тернбулл проникся к ней еще большим сочувствием.
Ее лицо, когда она открыла им дверь, выражало попеременно то надежду, то отчаяние. Разочарование, когда ей рассказали только о видеокамерах на вокзалах в Ньюкасле и Лондоне. Надежду, что это может вывести на след отца. Страх перед тем, куда этот след ведет.
Они еще какое-то время вели совершенно пустой разговор. Нэтрасс то и дело успокаивала ее, говоря, что они делают все возможное, чтобы найти ее отца.
— Не волнуйтесь, — вдруг произнес Тернбулл, — мы его найдем.
Обе женщины повернулись в его сторону. Нэтрасс осуждающе покачала головой.
Выйдя из подъезда, Нэтрасс повернулась к коллеге:
— Закатай губы.
— Что ты хочешь сказать? — разозлился Тернбулл.
— Я видела, как ты на нее смотрел.
Тернбулл покраснел:
— Это неправда!
— И что означает твое замечание «Мы его найдем»? А если не найдем?
Он пожал плечами. Предпочел оставить свое мнение при себе.
— Где же твоя беспристрастность, твой профессионализм! — произнесла она почти без всякого высокомерия. — Почему ты о них забываешь?
Она зашагала к машине.
«Беспристрастность… профессионализм, — подумал Тернбулл, следуя за ней, — засунь-ка ты их себе в задницу».
Она даже не догадывается, что за ней наблюдают.
Он видел, как она просыпалась, садилась в машину, уезжала на работу в центр города.
Оставляла машину на парковке и, стуча каблучками по пустынному коридору многоэтажного гаража, шла к лифту.
Он мог бы сделать с ней все, что угодно. В любое время.
Если бы захотел.
Он знает, где и с кем она обедает, что заказывает.
Знает, когда выезжает на машине, в какие дни пользуется метро. В какие бары, клубы, кино, рестораны предпочитает ходить после работы.
Но сегодня она никуда не поехала.
День угасал, уступая темноте. Он сидел напротив ее окон в машине, скрытой ветвями деревьев.
Он наблюдает. Ждет.
На этой неделе она вообще никуда не ходила. Сидит сиднем в своей квартире, сходит с ума от переживаний, молит бога о хороших новостях. Хоть о каких-то новостях.
