– Я не могу отвечать за непредвиденное.
Джейк усмехнулся. Последовала долгая пауза. Свет свечи и стук дождя по крыше делали комнату похожей на сторожку в лесу.
– Вечер был славный.
Энни поставила свечку на туалетный столик:
– Отмечать серьезные события в жизни очень важно. А решение бросить работу, чтобы заняться тем, о чем мечтаешь, – это серьезное событие.
Джейк невесело улыбнулся.
– Хотел бы я знать, о чем мечтаю. – Покачав головой, он откинулся на подушку. – Энни, как ты думаешь, теряет ли человек право на мечту, если его мечта губит еще чью-то мечту?
Энни вопросительно посмотрела на него:
– Чью же мечту ты разрушил?
– Тома. Сьюзен. Рейчел. Своих родителей. Сердце Энни дрогнуло.
– Почему ты так говоришь?
– Этот несчастный случай. Я тебе никогда не рассказывал, но вести машину должен был я. – Даже при свете свечи она видела боль в его глазах. Не произнеся больше ни слова, Энни села на кровать, ожидая, что он скажет дальше.
Помолчав некоторое время, Джейк продолжил:
– Мои родители прилетали из Европы – возвращались с медицинской конференции, и я сказал им, что встречу их в аэропорту, но застрял на совещании. У Рейчел был выходной, и я позвонил ей и попросил сделать это вместо меня. – В окно ударил порыв ветра. – Это я должен был быть в той машине. Я, а не Рейчел. Рейчел осталась бы жива. У Тома и Сьюзен по-прежнему была бы дочь.
Энни положила ладонь ему на руку:
– О, Джейк, я уверена – они никогда так не думали.
– Они никогда не говорили это вслух, но как они могли об этом не думать? Я думаю об этом каждый день.
– А сейчас ты чувствуешь себя виноватым, потому что уходишь от Тома. – Все встало на свои места, разъяснилось. Она погладила его по плечу. – Джей, это был несчастный случай. Ты не должен винить себя за это.
– Нет, должен. – В его голосе звучала горечь, как в первый день их встречи.
– Ты чувствуешь себя виноватым в том, что остался жив. Я тебя понимаю. – Она дотронулась до его руки, и их пальцы переплелись. – Я была в колледже, когда у моего отца случился сердечный приступ. Я тоже потом винила себя за то, что меня в это время не было дома. Я ведь умела делать уколы. Если бы я осталась дома, то, может, спасла бы его.
– Это другое, Энни. Ты была там, где и должна была быть.
– И ты тоже. – Ее глаза были такими же яркими, как свеча на столике за ее спиной. – Почти все, кто потерял близких, чувствуют себя виноватыми. Ты думаешь: «Почему я жив, а он умер? Что я сделал, чтобы помешать этому?» Это нормально так думать. Но ответ всегда один и тот же – да ничего.
Джейк какое-то время сидел не шевелясь, позволяя ее словам врачевать его сердце и душу.
– Ты хочешь, чтобы все в жизни шло по плану. Но так бывает не всегда. Это потому, что нам не дано видеть картину в целом. – Она подобрала под себя ноги и ближе наклонилась к нему. – Вот послушай, что я об этом думаю. Жизнь как узор, который вышивается Богом, и каждая отдельная личность – это нитка. Мы должны довериться ему, пусть мудрая рука Господа управляет всем процессом, и позже мы поймем, почему наша нитка легла именно так, а не иначе.
Джейк покачал головой:
– Я не уверен, что верю в Бога.
– Ну и что? – Энни сжала его руку. – Он верит в тебя. Джейк улыбнулся: побыв с ней какое-то время, нельзя не улыбаться.
– Я тоже верю в тебя, – прошептала она. Глаза ее стали яркими, как пламя свечи. – Я верю в то, что ты хороший человек. И не сомневаюсь: если бы ты знал, что произойдет несчастный случай, то пожертвовал бы своей жизнью, чтобы предотвратить его.
Было непонятно, почему Джейк чуть не задохнулся от этих простых слов, но тем не менее это произошло.
– Спасибо, – сказал он.
– Не за что. Я ничего не сделала.
– Ты помогла мне. Я чувствую себя лучше. Энни пожала плечами:
– Тебе просто надо было выговориться. Это помогает.
– Ты помогаешь. – Протянув руку, он ласково коснулся ее подбородка. В груди у него стало тепло. Он дотронулся до ее щеки.
Глаза ее были нежными, губы полными и слегка раскрытыми. При воспоминании о том, каковы они на вкус, он потянулся к ним. Энни наклонилась к нему так близко, что он чувствовал на своем лице ее дыхание.
Джейку до боли хотелось поцеловать ее. Но больше всего он боялся причинить ей боль.