Мощами. Баронам Святой земли достались все главные порты, а военные ордена по-прежнему владели огромными замками в сердце сельджукского государства.
Заключив договор с Саладином, Ричард поспешил в Англию, горя нетерпением снова оказаться в родной земле, и, чтобы быстрее добраться туда, избрал самый короткий маршрут – по суше, через Германию. Но там он был захвачен в плен своими недругами и заключен в темницу. Теперь они требовали огромный выкуп за его освобождение.
Когда было заключено перемирие с турками, Филипп навестил Бланш-Гарде. Замок оказался почти полностью разрушен сарацинами, и на месте старой крепости он нашел лишь груду камней. Но Филиппу удалось достать из тайника сундук отца, и его содержимое, вместе с жемчугом Усамаха, сделало его очень богатым человеком. Он приплыл во Францию и, двигаясь на север, без всяких приключений добрался до Нормандии, где Жильбер встретился со своим семейством, а потом они вместе переправились через пролив в Англию.
В Норхем, новое поместье Филиппа, они прибыли через три дня. Это было очень красивое и богатое поместье с удобным помещичьим домом, и Филипп, осматривая просторные комнаты, мечтал о том, как здесь будет уютно, когда сюда доставят мебель, привезенную им с Востока. Толстый ленивый управляющий совсем запустил дом, и теперь здесь царил полный хаос. Но Филипп, за неделю осмотрев свои владения, сумел приструнить распустившихся в отсутствие хозяина слуг. Он сказал им, что вернется через полгода, и ясно дал понять, что им грозит, если к моменту его приезда в поместье не будет наведен порядок.
Жильбер всюду следовал за своим другом, с удивлением находя в нем несомненное сходство с сиром Хьюго.
В Беркли им пришлось провести целых две недели, поскольку Уильям ни за что не хотел отпускать их, пока не показал им все поместье, не представил их всем своим соседям и не устроил охоту в самых лучших лесах. Он загорелся желанием перестроить свой замок, чтобы он стал похож на крепости Святой земли, с их неприступностью и внутренним комфортом и роскошью.
– Пусть попытается, – сказал Филипп после первой ночи, проведенной в Беркли, стоя посреди комнаты, в которой их разместили с Жильбером. – Ведь даже слуги в Бланш-Гарде жили в лучших условиях, чем эти!
Жильбер же не сказал ничего. Он лишь с улыбкой наблюдал, как Филипп осматривает голую и неуютную комнату. Округлой формы, она повторяла контуры башни, в которой располагалась. На каменном полу ничего не было, кроме нескольких охапок соломы в углу, и по запаху, исходящему от них, Филипп понял, что они пролежали здесь уже не один месяц. Каменные стены оказались покрыты тяжелыми каплями влаги. Сквозь три узких окна в комнату пробивались полоски тусклого света, а низкий потолок довершал эту мрачную картину. Над большим камином поднимался дым, и Филипп закашлялся, глотнув смрадных паров и решив, что, в конце концов, жизнь в Англии тоже имеет свои недостатки. Он обвел взглядом помещение, поискав, куда бы повесить плащ. У двери в стену между камнями было вбито несколько деревянных колышков. Набор мебели ограничивался двумя стульями, парой скрипящих от старости деревянных кроватей и огромным сундуком.
В эту минуту к ним вошел Льювеллин, принесший горячей воды. Он также с брезгливостью осмотрел комнату и громко чихнул.
– Да, мы к этому не привыкли, мой господин, – заметил он. Поймав на себе быстрый взгляд сверкнувших гневом глаз Филиппа, он поспешил скрыться за дверью.
Все же они с грустью в сердце покинули дом Уильяма: Филипп с Жильбером уже успели привязаться к добродушному толстяку. Правда, расставались они ненадолго. Филиппу предстояло часто ездить из Лланстефана в Норхем – ведь теперь он был владельцем двух поместий, – и, конечно, он будет каждый год заезжать и в Беркли.
Пока друзья путешествовали по Англии, наступила осень. Зеленая живая земля меняла свои краски; в густых влажных лесах начинался листопад. Они ехали по старой дороге, проложенной еще римлянами, которая с математической прямолинейностью вела на запад, и Филипп с каждой милей открывал для себя новые красоты здешней природы.
Иногда они останавливались на ночлег в монастырях. Монахи принимали их с доброжелательной гостеприимностью, как и положено принимать рыцарей, участвовавших в крестовом походе, а когда они узнавали, что перед ними сам Филипп д'Юбиньи, который к тому же читал по-арабски, они приносили ему все сокровища своих библиотек.
В Глочестере они переправились через Северн и остановились на отдых в местном аббатстве. Филиппа отвели в огромный неф[66] норманнской церкви аббатства, где он с замиранием сердца преклонил колени у гробницы герцога Роберта Норманнского, одного из выдающихся руководителей Первого крестового похода, который посвятил в рыцари его отца и бок о бок сражался с Годфруа Лотарингским, пробиваясь к Святому городу.
Когда они проезжали по улицам Марчеса, Питер де Шавос рассказал Филиппу кое-что из истории этого города и о городах, лежащих дальше к западу. Как узнал с его слов Филипп, в Уэльсе в Лланстефане жить далеко не безопасно. Валлийцы[67] яростно сопротивлялись вторжению норманнов, часто поднимая восстания против захватчиков. Даже замок Питера, Кидвелли, часто подвергался нападениям, а Лланстефан находился еще дальше к западу. Филиппа не очень расстроило это известие. В поместье у него будет много работы. Конечно, сперва нужно перестроить замок, поскольку он уже давно понял, что в искусстве строительства замков Англия на целую сотню лет отставала от Святой земли с ее непрекращающимися кровопролитными войнами.
Через два дня после того, как они покинули Глочестер, друзья въехали на деревянный мост Ньюпорта. Серые стены замка поднимались прямо из вод грязноватой речушки. Во дворе замка их почтительно приветствовал управляющий. Конечно, сказал он им, они могут остаться у них на ночь, но его хозяин сейчас отсутствует – он уехал на рыцарский турнир в Кардифф.
Питер де Шавос был очень взволнован этим известием.
– Мы должны отправиться туда, Филипп! – воскликнул он. – Это самый большой турнир в Марчесе. И конечно, там будет мой отец. Он грохнется со своей лошади, когда увидит меня рядом с вами!
Филипп повернулся к управляющему. Турнир, как сообщил ему тот, начнется в полдень следующего дня, а до Кардиффа отсюда не более десяти миль.
– Мы поедем туда завтра утром, сразу же, как проснемся, – пообещал Филипп.
Веснушчатое лицо Питера озарилось радостью. Теперь он уже был рыцарем, но в душе все еще оставался тем же восторженным юным оруженосцем, которого Филипп в первый раз увидел около палатки Ричарда. Филипп относился к нему как к сыну, чувствуя себя много старше его.
