– Приятно слышать, – ответила Катрин, беря себя в руки.
Алек Почта немало удивился, увидев, как его друг исчез в номере.
– Что там за тема, Лоусон? – крикнул он, начиная паниковать.
Терри подмигнул Катрин, которая всё ещё оценивала расстояние между ней и телефоном, после чего отвернулся и высунул голову в окно.
– Да девчонка тут одна пригласила зайти перекусить. Американочка. Надо уважать, а, – прошептал он рассерженной физии Алека и закрыл окно.
Кэтрин подняла брови, увидев в собственной спальне облачённую в комбинезон фигуру Терри. Это мойщик окон. Он здесь работает. Он просто хочет кофе. Спокойствие.
– Прямо изнуряет себя. Чтоб работу выполнить то есть. Нельзя работать в таком стрессе. Смертельный номер. Вот в чём Алека проблема, – Терри кивнул за окно, где человек с красным лицом размахивал по окну Катрин тряпкой, – слишком много стрессов на работе. Я ему говорю, Алек, говорю, на твоей работе все язву зарабатывают, а у тебя уже две, завязывай.
Этот гондон не робкого десятка.
– Да… то есть – понятно. А ваш друг кофе не хочет.
– Не, у него есть свой напиток, он на нём и отвисает.
Терри присел на стул, казавшийся слишком изящным и декоративным, что его выдержать, и принялся вгрызаться в сэндвич.
– Недурственно, – чавкая, объявил он. Катрин тем временем зачарованно смотрела на него, разрываясь между диким ужасом и любопытством. – Всегда интересно было, какие бутеры в шикарных местах делают. Я, кстати, был тут на прошлой неделе в «Шератоне», у приятеля на свадьбе. Неплохую пирушку закатили. «Шератон» знаешь?
– Нет, не знаю.
– Это на другом конце Принцесс-стрит, там, на Лотиан-роуд. Мне тот райончик не слишком нравится, но теперь там значительно спокойнее, чем раньше. Так говорят, во всяком случае. Я теперь в город редко выбираюсь. В центре так заряжают – не напасёшься. Но Дейви с Руфью выбрали это место… Руфь – та тёлка, на которой мой друган Дейв женился. Хорошая девка.
Так...
– Не в моём, в общем-то, вкусе, слишком выдающийся бюст, понимаешь, – и Терри сложил ладошки лодочкой у себя на груди, лаская большие невидимые груди.
– Так...
– Но ведь это выбор Дейва, так? Я ж не могу каждому встречному-поперечному указывалсть, на ком, бля, жениться, так?
– Так, – сказала Катрин с ледяной решимостью.
Она подумала о последних четырёх-пяти годах, которые он спит с ней. С ними.
Турне. Ещё одно грёбаное турне.
– Ты-то сама откуда?
Короткая вопросительная фраза, произнесённая Терри, вырвала её из гостиничного номера в Копенгагене и забросила в кукурузные поля детства.
– Ну, в общем-то, я из Омахи, Небраска.
– Это в Америке, да?
– Да...
– Всю жизнь хотел съезжить в Америку. Тони, мой друга, только оттуда вернулся. Сказал, между прочим, что сильно перехваливают вашу Америку. Каждая суч… пардон, все гоянтся за этим, – Терри потёр большим и указательным пальцами, – грёбаным янки-долларом. Здесь, между прочим, тоже такая мода пошла. На станции Уэйверли за сортир тридцать пенсов берут! Хочешь поссать – плати тридцать пенсов! За такие бабки надо проссаться как следует. Я б и посрал заодно, если всё в одну цену, старина! Что это за хрень, скажи, пожалуйста, если знаешь!
Катрин угрюмо кивнула. Она не очень-то понимала, о чём говорит этот человек.
– Так и что занесло тебя в Шотландию? Первый раз в Эдинбурге?
– Да... – Этот жирдяй её не знает. Катрин Джойнер, одна из величайших в мире певиц! – Вообще-то, – надменно затянула она, – я буду выступать.
– Типа, танцевать?
– Нет, петь, – прошипела Катрин сквозь стиснутые зубы.
– А... Я сначала подумал, может, ты танцуешь по клубам в Толлкроссе, чё-нибудь в этом роде, но потом решил, что этот плейс шибко навороченный для гоу-гоу-гёрлы… – он оглядел громадный сьют, – надеюсь, ты не обижаешься. Ну так, и чего ты поёшь?
– Ты, может, слышал: «Не разбивай мне сердце снова»… или «Я твоя жертва»… или «Я знаю, ты используешь меня»… – Катрин так и не собралась с силами, чтоб упомянуть и «Настоящую любовь».
Глаза Терри выпучились – он признал её, затем замерли на мгновение – засомневался, и снова расширились – догадка подтвердилась.
– Да! Я их знаю – все!
И он запел:
Часто после любви
Ты смотришь так отстранённо,
Как будто не со мной.
Когда же спрашиваю, ты удивляешься – о чём я.
Ты быстро одеваешься,
Включаешь телевизор – на футбол.
Я для тебя немного значу.
Ты даже зовёшь меня чужим именем.
… обожаю эту песню! Это ж правда жизни... то есть такие парни бывают, понимаешь, о чём я? Как только вынима… ну, после секса, вот, типа, и всё, верно?
– Да...
Катрин не могла сдержаться и мягко смеялась над представлением, которое устроил Терри. Дичь полная. Она так давно ни над чем не смеялась.
– Тебе надо на сцене выступать, – улыбнулась она.
Терри ощетинился, как будто ему всадили пару кубов гордыни неочищенной.
– А я и пою, караоке, в «Последней миле», в «Брумхаусе». В общем, спасибо за бутер. Мне пора за работу, пока этот ган.. пока мой коллега Алек Почта не стал капать мне на мозг.
Он на секунду задержал взгляд на её фигуре. Тростиночка.
– Вот что, ты же позволишь мне угостить тебя сегодня вечером? Ты не занята?
– Нет, но я…
Джус Терри был достаточно опытным пользователем мощного шароподкатного пресса, чтобы дать Катрин время оценить ситуацию.
– Ну тогда я вытащу тебя бухунть маленько. Покаже тебе город. Настоящий Эдинбург! Это свидание, как у вас там в Штатах говорят, – подмигнул он.
– Ну, не знаю… наверное…
Катрин не верила своим ушам. Она собралась выйти в город с толстым мойщиком окон! Он может оказаться извращенцем, ловцом душ или похитителем. Его не заткнуть. Он жуткий доставала…
– Идёт, тогда встречаемся внизу в Элисон. Словечко из местной музыкальной тусы, как раз для тебя, да ты, наверно, знаешь – Элисон мойе, шикарное фойе? Тогда в семь, идёт?
– Идёт…
– Зашибись!
Джус Терри открыл окно и не без труда вылез обратно на платформу, стараясь не смотреть вниз.
– Пиздец как вовремя, бля, – заныл Алек, – я не собираюсь тут один корячиться, мы так не договаривались. Норри нам двоим за окна платит, не только мне. Норри… в грёбаной реанимации, Терри. На больничной койке, страдает от окостенения сухожилий на той руке, что окна моет, врубэ? Что думаешь, он
