Одна ночь и вся жизнь

подняться. Но ее правая рука коснулась не песка, а чего-то мягкого... Она увидела большое светлое полотенце. Взяв его обеими руками, она поднялась на ноги и пошатнулась.

Чье это полотенце? Софи повернулась и обвела взглядом небольшую бухту. Если бы здесь кто-то купался, она бы, наверняка, его увидела, когда пришла сюда, не так ли? Или она так погрузилась в мысли о своем несчастье, что ничего не заметила?

Присмотревшись в сумерках, она заметила, что к берегу плывет какой-то человек. Глаза Софи уже привыкли к темноте, и она увидела, как он добрался до мелководья и встал на ноги. Тряхнул головой. Вода стекала по его широкой груди вниз, к тонкой талии.

Софи не могла отвести взгляд. У нее перехватило дыхание, когда она наблюдала, как Костас выходит на берег. Она должна была крикнуть, предупредить его, что он здесь не в одиночестве. Она должна была повернуться к нему спиной, чтобы он оказался в уединении. Ей самой требовалось уединение.

Потому что даже в темноте раннего вечера она видела, что он обнажен. На его прекрасной, атлетической фигуре не было даже плавок.

Он ее увидел. Остановился, когда был по колено в воде.

Уйди. Сию же минуту! Брось полотенце и исчезни как можно скорее.

Разум кричал ей, чтобы она убежала. Чтобы исчезла, пока не стало слишком поздно. Они уже через это прошли, пытаясь избавиться от страстного, физического влечения друг к другу. Но это было все, чего он хотел, все, что ему было от нее нужно. Он никогда не предложит ей большего.

Софи с трудом проглотила слюну, пытаясь собраться с силами, чтобы не обращать внимания на сильную реакцию, которую он у нее вызывал. Чем дольше она там стояла, тем слабее становился голос самосохранения.

Только одно было ей абсолютно ясно. Как она желала этого мужчину...

—Софи...

Он вышел на берег. Софи сжала полотенце еще крепче, чувствуя, что ей становится жарко. Она дрожала, глядя на Костаса, не в силах отвести взгляда, да и не желая его отводить.

—Софи... — Он словно простонал ее имя. — Уйди...

Она знала, что Костас прав. Но она больше не могла бороться. Она ничего не чувствовала, кроме желания. Ничто другое не имело значения. Ни воспоминание о его жестоких словах, когда они целовались, ни боль, которую она испытала впоследствии.

Он зашагал по пляжу.

—Разве ты меня не слышишь? — проворчал он. — Возвращайся в дом.

Он подошел так близко, что она почувствовала его горячее дыхание, подняла к нему лицо и закрыла глаза. Даже после купания в ледяном Эгейском море его кожа горела.

—Разве у тебя совсем нет разума?

В его голосе слышалось отчаяние.

Но ее отчаяние не уступало отчаянию Костаса. Она качнулась в направлении голоса, и он схватил ее за плечи. Софи вздохнула от трепетного ожидания.

—Нет, Софи. Нет, мы не можем...

Но его пальцы уже гладили плечи Софи. Она подняла руку и коснулась его горячей плоти. Она провела ладонью по его ключице, коснулась места, где бился пульс, пониже подбородка.

—Ты не должна прикасаться... боже мой...

Он замолчал, когда она провела рукой по его широкой груди.

И тогда Костас обнял ее и крепко поцеловал. Его поцелуй был безжалостным. Она обвила руками его мокрый торс, прижимаясь к нему.

Инстинктивно Софи поняла, что это было то, чего она хотела с самого начала. Она и Костас — вместе. Это было то, чего она так страстно желала.

—Софи...

Она скорее почувствовала, чем услышала, как он произнес ее имя в промежутках между их неистовыми поцелуями. Его голос был хриплым от страсти. От ее страха, что он, возможно, и в эту минуту думал о Фотини, ничего не осталось.

Костас был с ней, действительно желал именно ее.

И она не сомневалась в том, что они подходили друг другу.

—Скажи мне, чтобы я остановился, Софи.

Как она могла прогнать его, когда его поцелуи ее воспламеняли? Как она могла прогнать его, когда он принадлежал ей?

Костас был ее мужчиной.

Она вздохнула, прижимаясь к его губам. Это было прекрасно.

Костас услышал ее вздох. Почувствовал его в ее теплом, свежем дыхании, которое смешивалось с его собственным.

И понял, что погиб.

Костас прижал Софи к себе — каждый великолепный, обольстительный сантиметр ее тела. Он вздрогнул, когда она провела руками по его спине. Инстинктивно поцеловал ее так крепко, что она наклонилась назад, прижимаясь к его руке. Он встал на колени, увлекая ее за собой, нащупал одной рукой пляжное полотенце, встряхнул его и расстелил на песке.

Костас помешал ей лечь, при этом, даже не прерывая их поцелуя. Он расстегнул пуговицы у нее на рубашке и отвел от себя ее руки, чтобы снять с нее рубашку. Потом сорвал с нее лифчик и принялся ласкать ее груди.

Софи отшатнулась, а он инстинктивно последовал за ней. Она легла на полотенце, пристально глядя на Костаса. Принялась стаскивать с себя джинсы, а потом — трусики.

— Костас...

Звук ее голоса напоминал вздох. И в нем чувствовалось то же стремление, которое управляло Костасом. Она протянула тонкую руку и провела пальцами по его груди.

Он прижался к ней. А Софи обвила руками его шею, и он принялся покрывать ее поцелуями. Вот Костас слегка отодвинулся и легко коснулся ее бедер. Софи застонала, целуя его в губы, крепко обнимая его.

А когда он овладел Софи, то почувствовал, как она задрожала в его объятиях. Она что-то шептала, и Костас ощутил, что его тело ему уже не принадлежит. Он закрыл глаза и стал прижиматься к ней еще крепче. До тех пор, пока ему не показалось, что мир вокруг них разлетелся на маленькие кусочки.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Бурный восторг. Вот что это было, потрясенно подумал Костас, прижимая к себе Софи. Он знал, что должен обдумать эту ситуацию. Что-то его мучило.

Его совесть? Он должен был прийти в ужас оттого, что у него не нашлось силы оттолкнуть Софи. Она его желала так же сильно, как он желал ее. Он мужчина, ему следовало сопротивляться. Именно ему следовало быть сильным, но это оказалось невозможно.

Он дотронулся до пряди ее мягких волос, упавшей ей на плечо.

Моя. Полностью моя.

По крайней мере, на сегодняшнюю ночь, поспешно напомнил он себе. Это было все, чего он хотел, все, в чем нуждался... ночь счастья, которая могла облегчить бремя его дней.

Но достаточно ли этого?

Он нахмурился и слегка сжал ее плечо. Софи что-то прошептала. Он почувствовал у себя на шее ее теплое дыхание и замер, с удивлением обнаружив, что его тело еще не насытилось, Костас с наслаждением погладил ее обнаженную кожу и широко улыбнулся. Теперь она была его женщиной — в точности как он представлял себе много раз! Она, наконец, пришла к нему, по своей воле, ясно дав понять, что понимает и