К Анне вернулось спокойствие.
– Странно, что низкий шарлатан разглагольствует о маскировке, сэр.
– Шарлатан, это верно, но вовсе не низкий, девочка. Я самый лучший из шарлатанов в области медицины.
Он наполнил две кружки элем и одну вручил Анне. Девушка приняла ее и в полном изнеможении прислонилась к стене каюты.
– Я очень голодна, добрый доктор, – сказала Анна внезапно изменившимся голосом и гораздо более вежливо, чем прежде.
Уиндем кивнул, вынул из-под салфетки белый хлеб, тот, что продают по три каравая за пенни, и отрезал большой ломоть.
Анна откусила огромный кусок этого чудесного хлеба и чуть не подавилась.
– Успокойся, – загремел доктор. – Откусывай понемножку, ешь помедленнее, иначе он не удержится у тебя в желудке надолго.
Уиндем отрезал кусок ее любимого сыра, уэнслидейла, с привкусом древесного угля, изготовленного из ольхи.
Уиндем придвинул к хирургическому столу два стула и смахнул с него все лишнее носовым платком. На столе появилась миска с фруктами, и Анна испустила вздох счастья.
– Вы и в самом деле самый обеспеченный шарлатан, сэр.
– Ешь на здоровье, а я продолжу заниматься твоим образованием, девочка. Ты называешь меня шарлатаном, но разве ты не заметила, что мой первый и, разумеется, правильный диагноз был отвергнут дамой? Она предпочла быть обманутой. Если бы я не предложил ей фальшивое лекарство от сердечной болезни и не пообещал полного исцеления, она, вероятно, отвергла бы необходимую для ее мужа щадящую диету, а для него это единственная надежда жить с его камнем без хирургического вмешательства.
Анна хмыкнула:
– А каков эффект вашего волшебного крема для лица?
Уиндем пожал плечами.
– Ты молода и презираешь глупые фантазии старших, но я убедился в том, что мой крем творит чудеса. Морщины исчезают, губы становятся алыми, глаза ясными. Если женщина жаждет мужской ласки, она ее обычно находит. – Он лукаво усмехнулся.
– Но ведь эти изменения не вечны.
Уиндем стал теребить локон своего парика.
– Ну, девочка, ничто на земле не вечно.
Она уже готова была попенять ему на аморальность таких рассуждений, но в бок баржи ударило что-то тяжелое, потом еще и еще.
– Давай, доктор, выходи, – донесся с берега мужской голос. – Я говорю, выходи и убирайся! А мы сожжем дотла твою чумную баржу.
Анна узнала шепелявый выговор торговца свечами, которого видела на площади. За его выкриком последовали кровожадные вопли остальных.
Уиндем подбежал к окну.
– Я выйду и займу их, пока ты перетянешь якорный канат на другую сторону баржи. Сможешь это сделать, девочка?
– А как же ваш сын?
– Он сообразит, что надо делать, – ответил доктор, и глаза его возбужденно блеснули. – Нам случается время от времени в спешке покидать город. Поторопись, девочка. Делай, как я говорю.
Анну охватил страх, но выбора у нее не было. Она вышла через дверь на другой стороне каюты, медленно проползла по планкам вдоль узкого мостика, огибая бочонки и снаряжение, пока не добралась до якорного каната, привязанного к ольхе. Ей очень хотелось убежать, но она не умела плавать, а если бы и умела, не решилась бы, потому что в обществе доктора Уиндема мир казался менее опасным местом. Она слышала его голос. Он тщетно пытался умилостивить толпу, обезумевшую от страха перед чумой.
Пока Анна ползла, она вполголоса бормотала проклятия в адрес Джона Гилберта. Если бы не он, ничего подобного бы с ней не случилось. А уж того ужаса, который она пережила за последнюю неделю, вполне могло хватить на всю жизнь!
Смоляной факел перелетел через крышу каюты и приземлился на бухту просмоленных веревок в тот самый момент, когда Анна перерезала якорный канат своим итальянским кинжалом. Веревки тотчас же вспыхнули, и Анна стала тушить огонь голыми руками. Справиться с огнем ей удалось, но кожа на руках покрылась волдырями.
Баржа сделала рывок под действием течения на середине реки и уже уносилась от разочарованной толпы, теперь кричавшей и бесновавшейся на берегу. Доктор Уиндем обогнул каюту и нашел Анну, дувшую на обожженные руки.
– Ах, что это? Моей отважной девочке больно!
– Здесь начался пожар, – пояснила Анна.
Он повел ее в каюту и вынул из медицинского саквояжа коробку своей чудодейственной мази для лица.
Сидя за хирургическим столом, Анна наблюдала, как он мажет мазью ее руки, и губы ее тронула улыбка.
