На северо-запад — в деревню Ангехакот, откуда идет дорога в Айоц-дзор через мягкий Воротанский перевал (2344 метра), — здесь мы тоже побываем.
На юго-запад, — собственно, не из Гориса, а из той же деревни Ангехакот, — в соседнюю Нахичеванскую автономную республику, входящую в Азербайджан, а главный город ее Нахичевань на Араксе. Не доезжая до Ангехакота, можно свернуть к знаменитому водопаду Шаки с его родниками чистейшей вкусной воды и с его новой гидростанцией и заехать в другой районный центр — Сисиан.
На северо-восток — в Азербайджан.
Тот, кто побывал в Кафане и Каджаране, съездил в Сисиан и, наконец, из Гориса проберется наверх, к азербайджанской границе, охватит в сущности то, что мы называем в узком смысле Зангезуром с его тремя основными районами: Кафанским (горнопромышленным), Сисианским (пастбищно-пахотным) и Горисским (садово-пахотным). Обозначение это, конечно, грубо условно, потому что в Зангезуре не отделишь слишком резко земледельческий район от скотоводческого.
По последней из перечисленных дорог поднимаемся к восточной границе республики, навестив сперва одно из самых странных мест на свете — село Хндзореск.
Подъезд к нему — вдоль колхозных полей, куда жители села поднимаются на работу. А
Интересна экономика этого своеобразного села. Казалось бы, в таких трудных природных условиях жители его должны жить скудно, а между тем хндзорескцы с помощью советского государства и колхозного строя добились большого хозяйственного расцвета. В Отечественную войну они собрали средства на танковую колонну, дали Советской Армии много мяса, масла и шерсти. И любят они свой обжитый уголок, заботятся о его культурных нуждах. На 500 домов здесь клуб и три библиотеки; молодежь и взрослые одинаково тянутся к знанию, к учебе; 9 профессоров вышло при советской власти из этой горной деревушки, 17 агрономов и около 30 врачей. А за время Отечественной войны из села Хндзореск вышло немало командиров. Это сравнительно небольшое деревенское местечко дало Советской Армии 168 офицеров; среди них генерал-майор Сергей Карапетян, гвардии полковник Нерсес Балаян, полковники Е. Карапетян и С. Саркисян. Нет, кажется, ни одного человека на селе, не состоящего в родстве с офицером Советской Армии.
Тут же в Горисском районе есть еще одно село — Караундж. Опять головокружительный амфитеатр, домик лепится над домиком, как ласточкино гнездо. Опять тропинки по вертикали и впечатление от походки людей, как от бега мяча, — люди не идут, а катятся, скатываются с этих невозможных склонов. И снова думаешь: ну, где же тут развернуться хозяйству, где выбраться на широкую дорогу достатка, в каком живут колхозы Араратской долины? А между тем, здесь произошел недавно вот какой случай. В селе Караундж (как и везде в Армении) мощно развивается спорт; молодежь увлекается футболом, гимнастикой, она хочет иметь свой стадион. Десять лет назад даже слово «стадион» прозвучало бы для старых жителей Караунджа как «абракадабра», а уж значение его показалось бы просто диким баловством и сумасшествием, — отдать ровную землю там, где каждая сажень ее на вес золота, ребятам на пустую забаву, — не дико ли, не преступно ли? Колхозники имели в центре деревни небольшую площадку, которую и поделили под приусадебные участки, под личные огороды. И вот в 1950 году часть этой ровной площадки была добровольно отдана колхозниками села под стадион для молодежи. Тут не одна только выросшая сознательность, тут и выросший достаток. Караундж — колхоз-миллионер. Членам его артели попросту уже невыгодна возня с собственным огородиком, — трудодень дает им вернее и больше…
К вечеру, покинув Хндзореск, добираемся мы до большого села Тэх.
Название «Тэх» безлично, по-армянски оно означает просто «место». Входит это село в сельсовет Дыг-Горисского района. Дорога поднялась на широко раскинутые луговины, голые горы вокруг оснежены, справа по склону горы огромное древнее кладбище, желтые частые плиты с высеченными старинными крестами. Село основано в 700 году армянами, бежавшими сюда из Персии, от персо-армянской резни. Сохранился каменный дом первых переселенцев — прямоугольная, замшелая и сырая постройка VIII века. Здешний колхоз имени Красной Армии, «Кармир Банак», гордится своим прекрасным хозяйством, своевременной, а часто и досрочной сдачей продукции государству, счастливой своей жизнью, своими знатными людьми.
Наша машина остановилась там, где уже стояли многочисленные фаэтоны съехавшихся на праздник гостей, неподвижные «эмки», расседланные кони с мешками ячменя у самых морд. Все быстрее и быстрее темнело, сразу сделалось холодно, не разглядеть было ни улиц, ни зданий, ни нарядов окружающей толпы. Но вот в нескольких местах запылали костры, и в их фантастическом свете закачались фигуры стряпух над котлами, с длинными медными мешалками в руках, острые профили музыкантов над дудками, городские костюмы многочисленных гостей. Попировать с колхозниками в честь досрочной сдачи государству хлеба приехала интеллигенция Гориса — врачи, строители, инженеры.
Воздух ночного села весь пропитан дымным запахом печеного мяса. На десятках костров крутятся сотни шампуров — тонких вертелов, унизанных кусками баранины. В котлах вываривается жирная крупа в волокнах совершенно разварившегося мяса, — ароматная «ариса». Остро пахнет молодым красным вином. На гигантских подносах женщины вносят в комнаты кусочками нарезанный белый овечий сыр, маринованные травы, жесткую, целыми кочанами замаринованную капусту.
Колхозные бригады пируют каждая в своем помещении. В клубе колхоза уселись пятая и шестая бригады; в здании средней школы — первые четыре бригады. Женщины сидят чинно, рядышком, в праздничных длинных одеждах, повязанные шалями, торжественные и молчаливые.
— Поглядите-ка на этих, — говорит бригадир-колхозник, поднимая ковер над входом в отдельную маленькую комнату: там, за длинным столом, такие же нарядные, сосредоточенные, молчаливые, в бараньих папахах на головах, расселись — надежда семьи, бывшая опорой села во время войны, — мальчики, еще не успевшие стать взрослыми. Но каждый из них в годы войны работал, как взрослый мужчина.
Почетная отдельная горница отведена старикам сельчанам; им не сидится, они прохаживаются, смотрят, критикуют, покрикивают, курят свои «козьи ножки», подмигивая на суетящихся стряпух. Среди них почтенные, глубокие старики, за восемьдесят, за девяносто лет.
Комнаты, где начинается пир, изукрашены коврами.
С потолка до полу вдоль стен висят эти ковры — темноватые, вышитые и домотканные, из местной овечьей пряжи, местной растительной окраски. В полумраке не разглядишь их рисунка, а рисунок должен быть очень хорош, — зангезурские, как и карабахские, ковры оригинально резки по формам, по причудливым фигуркам коней и орнаментам, по контрастным краскам. Почти каждый район в Армении делает особые ковры, передавая их стиль из поколения в поколение.
Хорошо отдохнуть после напряженного труда! Хорошо чувствовать досуг, — долгую, нескончаемую праздничную ночь, после которой можно всласть выспаться. Гусан не жалеет песен, — кончает одну, начинает другую. Деликатно вытерев после жирной баранины седые расчесанные усы, музыканты опять