их и какое разнообразие оттенков! Под Ленинаканом, на склонах Арагаца, возле селения Артик, разрабатывается знаменитый артикский туф. Его сухие и легкие плиты можно встретить в зданиях Москвы, из них построен машинный зал восстановленного после войны Днепрогэса, — их нежно-розовая, фиолетовая и золотистая окраски не тускнеют и не грязнятся от времени, и стены из артикского туфа не нуждаются в штукатурке. Но еще прекраснее армянский мрамор.
Геологи говорят:
«Уникальные месторождения армянских туфов и пемзы не имеют у нас аналогов. Нельзя указать аналогов и армянским мраморам, отличающимся исключительной красотой раскраски и рисунка» [10].
Спускаясь в подземные дворцы Московского метро, любители камня узнают своих уральских и алтайских друзей: малиновый родонит (орлец) с черными прожилками, словно веточками дерева, на станции «Площадь Маяковского»; фантастические пейзажи рисунчатой орской яшмы; однообразную, как серые облака над горным хребтом, но изящную в своем волнистом рисунке алтайскую яшму… Не так известны армянские камни, между тем они щедро участвуют в облицовке метро. Черный мрамор метро с золотистыми и белыми жилками — это армянский мрамор из Давалинского и Хорвирапского месторождений Вединского района; бледно-зеленые, причудливые, как вода в аквариуме, колонны одной из прекраснейших станций метро, «Киевской», — это знаменитый агамзалинский «мраморовидный оникс» из-под Еревана. Светлые станции «Новокузнецкая», «Павелецкая», «Автозаводская» облицованы белым мрамором, испещренным розовыми жилками, — из Агверанского месторождения Ахтинского района Армении. К перечисленным надо еще прибавить серый, всех оттенков, арзакендский мрамор.
Много находят в Армении и прекрасных поделочных камней — агата, халцедона, оникса, сердолика[11]. Минералоги могут набрать здесь отличные образцы для коллекций. Необычайны куски зангезурской медной руды с гнездами горного хрусталя, с тяжелыми подвесками свинца, с примесями малахита и лимонита. По дороге к озеру Севан — острые и гладкие камешки, похожие на куски доменного шлака или на черепки дорогого темного фарфора. Это обсидиан, заменявший первобытному человеку ножи и лопаты. Археологи при раскопках находят в Армении древние бусы и украшения из мелких розовых сердоликов неправильной формы. Это свой, армянский сердолик молочно-розового цвета, чуть тронутого аквамарином, напоминающий морскую волну при закате.
Недаром народный архитектор Армении А. И. Таманян, проектируя лучшие свои здания, никогда не забывал поделочного камня; он привлекал его на облицовку зданий и мечтал о возрождении каменной инкрустации, мозаики стен и полов. Мечты его сбылись. В 20-е годы мы любовались поделочными камнями и мраморами главным образом в Геологическом музее. Сейчас все эти богатства пришли на потребу человека, широко вводятся в быт. Их привели к человеку машины, облегчившие чудовищно трудоемкую работу каменотеса. Армянский Институт сооружений поставил себе задачу: заменить медленную ручную обработку камня механической. И под руководством проф. Касьяна решил эту задачу. Механик тов. Карагезян придумал метод фрезерования туфа; на основе его опытов группа авторов (тт. Касьян, Тер-Азарьев, А. А. Акопов, Р. В. Акопов и другие) сконструировала станки, дробящие твердые породы вибрационным способом, режущие камень термическим способом, давшим замечательные результаты. Так ворвалась механизация в самую кустарную, самую древнюю профессию армянского труженика, в ручную работу каменотеса.
Есть странная, необъяснимая связь между красками неба и камня, характером небесного пейзажа и окраской местных минералов, словно элементы и в их газообразном и в их застывшем состоянии любят ложиться одинаково, строятся по «местным» признакам и живут в избирательном сродстве со своею природой. На Урале замечаешь это по яшме, как бы повторяющей удивительные тона и рисунки уральского неба. В Армении нет разнообразных красок, присущих нашему Северу, но в ней есть та сухость, легкость, перистость, необычайная, едва касающаяся глаза нежность тона и рисунка, какую невольно подмечаешь и в небе и в камне. Помню один утренний рассвет на вершине Дорийского каньона, минуту неподвижности перед самым появлением солнца, похожим в горах на вспархивание птицы. Когда блеснет золотой ободок солнца над горизонтом, это чувство всеобщего вспархивания охватывает вас почти физически, как ветерок, пробегающий по траве, по камню, по щеке, по волосам. А ветра нет, — только блеск пролился на землю, и движение прошло от первого солнечного луча. В одну такую минуту старый геолог Ованнес Тигранович Карапетян, так много потрудившийся для Армении в советские годы, творец ее геомузея и автор целого ряда геологических исследований, отбил молотком и протянул мне кусок так называемого ажурного кварца, в изобилии находившегося на горе.
Я увидела камень, как бы инкрустированный в середине кружевным, тонким фарфором, молочно- белым, с голубым ободком, проходящим по его краям, как зубцы изящной вышивки. Все словно запечатлелось тогда в этом куске ажурного кварца: и раннее утро, и нежная птичья перистость облаков, и прошедшее по траве движение, и холодок, и горная чистота воздуха.
Помню еще, как внизу, в том же каньоне, в первый год строительства Дзорагэс рыли шурф под дождем. Не видно ни облачка в небе, солнце светит, а сбоку откуда-то пронесся косой дождь. Мокрый рабочий без шапки вылез из шурфа и, отряхиваясь, раскрыл ладонь. Там влажно блестела находка — горсть кристалликов аметиста, крупных, словно капли розового дождя, только что упавшего на нас неведомо откуда.
Но геолог видит связь камня с пейзажем иначе, чем художник. В своих «Воспоминаниях о камне» покойный академик А. Е. Ферсман рассказал, как он понял впервые геологическую карту по аналогии с туркменским ковром. Перед ним ожил ее внутренний «рисунок» — история становления Земли; он увидел:
«…расплавленный океан еще раскаленного земного шара; на нем отдельные острова более светлых гранитных пород, первая твердая кора земли; страшные бури и катастрофы потрясают эти первые щиты, сгибая, обламывая их, заливая потоками расплавленной лавы, разрушая яркими солнечными лучами, заливая первые пустыни первым дождем первых туч. А под ними еще кипят расплавленные магмы, те, что застыли потом в глубинах океана в черные скопления базальта…»[12]
И дальше Ферсман рисует последовательное складывание земной тектоники, образование осадочных пород и пород вулканических, магматогенных. Для каждого участка нашей планеты эта тектоника своеобразна, и каждое своеобразие предопределяет ту или иную группу ископаемых, могущих тут оказаться, и то или иное возможное их залегание в земле: пластами, жилами, гнездами. Видеть этот рисунок «ковра земли» внутрь, в его пространственную, шеститысячекилометровую глубину, — значит хорошо представить себе «геологические предпосылки» данной страны и ее металлогению, то есть происхождение ее рудных богатств. Наша необъятная родина еще мало изучена с этой металлогенической точки зрения. Маленькая республика Армения, в прошлом исследованная классиками геологии и географии, а за четверть века советского строительства — целой школой советских геологов, тоже еще не может похвастаться полной изученностью: с каждым годом открываются в ней все новые и новые богатства. Только в 1945 году советские геологи смогли обобщить найденные ими закономерности в первую металлогеническую схему Армении, по которой страна поделена на шесть тектонических зон…
Что же имеется и чего нет в Армении?
Прежде всего, как уже говорилось выше, в этой вулканической стране просто несметны богатства строительного камня. Использование этих богатств увеличивается с каждым годом не только потому, что растет добыча камня, но и потому еще, что сами отходы от производств, связанных с глиной, кальцитом, известью, пемзой и т. д., дают в свою очередь ценнейшее сырье для новых строительных материалов.
Большое промышленное значение для всего нашего Союза имеют армянская медь и молибден. Подобно тому как на Урале в отдаленные времена варили в ямах, заменявших самую примитивную печь, железо из богатых уральских руд, так и древнейшие народы Армении с незапамятных времен умели использовать медную руду. Первобытный человек, живший в Армении, пользовался чистою медью, позднее он научился приплавлять к меди олово и получать бронзу. Так — очень рано — начался в Армении бронзовый век. Предметы из чистой меди найдены были при раскопках в Алавердском и Ленинаканском
