муравейник огней.
Бертон подъехал к городу со стороны заставы Ла-Шапель, сделал большой крюк, в лесу Шантильи бросил машину, вернулся на дорогу, остановил такси и через полчаса был в Париже.
В вестибюле большого жилого дома на бульваре Сен-Жермен его окликнула старуха — привратница, сидевшая тут в своем кресле, казалось, со времен Бальзака.
— Вы к кому, месье?
Бертон назвал фамилию известного ученого-историка.
— Считайте, что вам не повезло, месье, — равнодушно сказала консьержка. — Он второй месяц в отъезде.
Бертону не оставалось ничего другого, как вернуться на улицу.
— Пале Ройяль, улица Рамбуто, — сказал он шоферу. Дверь открыла женщина в черном. Из-за ее юбки выглядывали две мальчишеские рожицы.
— Мадам Сарсэ?
— Да. Что вам угодно?
— Извините, мадам. Я хотел видеть господина Сарсэ. Но этот траур…
Женщина всхлипнула и быстро прижала платок к глазам.
— Вы, видимо, один из друзей моего мужа? Проходите в комнаты, месье, прошу вас…
Бертон вошел Через две минуты он знал все Сарсэ. известный прогрессивный журналист, чья подпись стояла рядом с подписью Бертона под “Обращением ста”, погиб от рук убийц из ОАС. Бомба была заложена в багажник его машины.
Сходя по лестнице, Бертон подумал: “Да, фашизм на пороге этой страны, он наступает. Жаль Этьена — это был честный и умный товарищ. Что делается: людей, проливших кровь за Францию, бросают в тюрьмы, “ультра” со своими бомбами безнаказанно разгуливают по Парижу. Будь осторожен, Анри! Сопротивление продолжается!”.
Бертон проехал на метро несколько остановок и вышел у Северного вокзала. Это был как будто надежный адрес. Уйдя с головой в научную и исследовательскую работу, Бертон лет шесть как потерял из виду Шарля Лобришона. В годы Сопротивления этот человек содержал маленькое кафе, служившее подпольщикам почтовым ящиком. Потом, как слыхал Бертон, Шарль разбогател… Ну, что же, надо надеяться, что остался в душе тем же верным товарищем.
Бертон взглянул на часы: как быстро, словно подстегнутое, бежит время! И с каждым поступательным движением минутной стрелки растет угрожающая ему опасность. Медлить нельзя.
Пятиэтажный отель “Амбассадер” [8], владельцем которого являлся Шарль Лобришон, находился в сотне шагов от вокзала. Правда, в нем не останавливались дипломаты, но это было солидное, комфортабельное заведение, пользовавшееся доброй славой.
Зайдя в телефонную будку на другой стороне улицы, Бертон узнал в справочном бюро номер телефона директора.
— Алло! — отозвался знакомый голос.
— Отель “Амбассадер”?
— Да.
— Я хотел бы узнать, имеются ли у вас свободные номера?
— Справьтесь у портье, телефон 205–35–98, — сухо ответил голос.
У подъезда отеля остановился длинный желтый автобус. Бертон постоял, ожидая, пока группа чопорных англичан — туристов исчезнет в застекленных дверях. Потом оглядел свой забрызганный плащ, недовольно поморщился и вошел в холл.
— Что угодно? — спросил проходивший мимо портье. Он оглядел посетителя и тоже поморщился.
— Мне нужно видеть вашего хозяина.
— Директор, вероятно, очень занят. Я, право, не знаю, как быть…
— Я подскажу: проведите меня в его кабинет.
— Простите, но я не могу без доклада. Что прикажете передать?
— Скажите директору, что его хочет видеть Зевс… Портье удивленно поднял брови, но пошел докладывать.
Вернулся он необыкновенно быстро и сказал почтительно:
— Директор ждет вас у себя, месье Зевс. Второй этаж, комната 37.
Из-за роскошного резного письменного стола орехового дерева навстречу Бертону, раскрывая объятия, поднялся грузный, с отечным лицом, человек.
— Анри?!
— Он самый, дорогой Шарло!
Так называли в молодости Лобришона за сходство с Чарли Чаплиным. Но сейчас… — бог мой! — он обрюзг, облысел, отпустил брюшко и как-то потускнел, вылинял. “А ведь ему едва за сорок”, — подумал Бертон.
— Но что же ты стоишь?! Тысяча, ведьм! Сколько мы не виделись?
— С сорок пятого года, если не считать короткой встречи в метро шесть лет назад. Мы оба куда-то очень спешили. Торопливо жали друг другу руки, обменивались телефонами, договаривались о встрече и дружеском обеде. Но ни один из нас не выполнил свои обещания.
Лобришон расхохотался:
— В то время мне не везло, я находился на грани финансовой катастрофы.
— А я был чудовищно перегружен работой.
Анри огляделся и заметил скромно сидящую в уголке на диванчике очень молодую, изящно и модно одетую женщину.
— Да, что же это я! — спохватился Шарль. — Прошу знакомиться: моя жена Лора. Разреши представить тебе месье Анри…
— Лемуана, — поспешил вставить Бертон.
— Гм… — поперхнулся Лобришон и повторил: — Месье Анри Лемуана, моего старинного друга.
“Эге, женился на молоденькой!” — подумал, Бертон. Но когда он подошел, чтобы склониться к ее руке, сердце его екнуло: женщина поразительно походила на Вики Шереметьеву. Рост, фигура, лицо — Вики, только без огонька в глазах, и глаза эти смотрели на гостя холодно, равнодушно.
— Очень приятно, — сказала она.
— Ну, что же, садись, — сказал Шарль, открывая дверцу стенного шкафчика. — Выпьем с тобой перед завтраком по рюмочке перно. Садись, рассказывай.
Они выпили, и Лобришон уставился на товарища влажным, растроганным взглядом.
— Ты грустен, Анри, у тебя неприятности?
— Да, и гораздо серьезнее, чем ты можешь себе представить.
— Выпьем еще по одной, а потом ты расскажешь, чем я смогу быть тебе полезен.
Лора поднялась:
— Прошу извинить, но я оставлю вас ненадолго, господа. Легкой походкой она вышла в боковую дверь.
— Как она похожа на “Сорванца”, — сказал Бертон. — Ты помнишь Вики?
— Еще бы, — кивнул Шарль. — Мы все были влюблены в Полиссон…
Бертон прикрыл ладонью глаза.
… Черная машина доставила Вики в тюрьму Фрэн.
Дважды делались попытки вызволить “Сорванца”, когда ее вывозили на допросы в гестапо. Это были хорошо продуманные и подготовленные операции, но обе окончились неудачей.
Вики допрашивали с двумя переводчиками — русским и французским. Пытались спекулировать на ее эмигрантском прошлом.
— Вы ввязались в опасное движение, рискуете жизнью, хотя могли бы жить, как принцесса, — уговаривал ее следователь. — Вы же знаете, что в. Сопротивлении задают тон коммунисты, по вине которых вы лишились отечества…
Ничто не помогло. Вики твердила одно: “Я русская, жила всю жизнь во Франции и никогда не изменю
