ни своей родине — России, ни Франции, приютившей меня”.
Следователь прозвал ее “Принцесса “Их вайе нихт” [9].
Пошли в ход резиновые хлысты, веревки и ввинченные в потолок кольца, холодный карцер… Вики не выдала никого. И вскоре ее гордая, прекрасная голова скатилась под топором фашистского палача.
Французское правительство посмертно наградило Веру Александровну Шереметьеву орденом Почетного легиона и военным крестом с пальмами…
По другую сторону двери Лора примкнула ухом к замочной скважине. Разговор был хорошо слышен.
— Что за маскарад, Анри! — спросил Лобришон.
— Обстоятельства… — уклончиво ответил Бертон.
— Что нового в твоей лаборатории? Как подвигается работа?
— У меня нет теперь лаборатории. У меня нет работы. У меня нет своего имени. Я не могу появиться в своей квартире.
— Да, я читал в утренней газете — не твою ли лабораторию взорвали ультра?
— Ультра здесь ни при чем, старина. Можешь ты помочь мне, не спрашивая пока ни о чем? Мне нужен кров на несколько дней.
— Как ты можешь сомневаться, Анри! Мой дом — твой дом.
— Благодарю.
В этот момент дверь приоткрылась и женский голос позвал:
— Шарль, на минуту…
Лобришон вышел. Из-за двери до Бертона доносились приглушенные отголоски спора.
— Кто этот человек? — допытывалась Лора. — Только не ври, Шарль!
— Я уже сказал тебе, он мой старинный друг…
— Боже! Он то Зевс, то Лемуан, хотя это явно не его настоящая фамилия. У него взорвали лабораторию, за ним охотятся оасовцы или бог знает кто еще, и ты тащишь этого подозрительного субъекта в наш дом…
— Лора, детка, я должен помочь ему, иначе окажусь последним подлецом…
— Нет!
— Лора!
— Шарль!
— Я прошу тебя…
— Нет! Ты хочешь влипнуть в темную историю? Ты хочешь, чтобы нас пластикировали? Ты хочешь поставить на карту благополучие семьи?
— Лора!
— Нет, я не перенесу этого! Он войдет в наш дом только через мой труп! Ты знаешь, я жду ребенка…
Лора разрыдалась.
Шарль вернулся в кабинет красный, как вареный рак. Выпил подряд две рюмки перно и повалился в кресло.
— Черт побери!
… Над входом в лагерь Нейе Бремме красовалась издевательская надпись: “Каждому свое”, хотя тут больше пристала бы вывеска над вратами дантовского ада: “Оставь надежду всяк сюда входящий”. Действительно, ни один заключенный до сих пор не выходил отсюда. Тюремщики злорадно предупреждали Бертона, что жизнь в Нейе Бремме будет хуже смерти.
В первый же день лагерной жизни Анри и Шарль увидели потрясающую сцену: два заключенных в полосатых куртках тянули какую-то шутовскую колесницу, декорированную пестрыми тряпками. Под балдахином в кресле сидел связанный человек, тощий до ужаса. А впереди шествовал оркестр, набранный из уголовников, в тех же куртках. Аккордеоны и скрипки негромко наигрывали фривольную песенку: “Приходи, мой друг, я жду тебя…”.
Эсэсовцы надрывались со смеху, довольные своей выдумкой, хватались за животы.
Этого человека везли к месту казни. Вешали, как узнал потом Бертон, на струне от рояля, чтобы агония длилась подольше.
Бертона загоняли в бассейн и заставляли нырять, а когда он высовывал голову, чтобы хлебнуть воздуху, били по темени палкой.
Много может вынести человек, неимоверно много! В нем нередко таятся огромные силы, о которых он и не подозревает… А Бертон превзошел все нормы выносливости, известные лагерным палачам. Комендант лагеря трижды спорил на бутылку шнапса, что “этот французишка не протянет еще и трех дней”, и — трижды проигрывал.
И этот человек, сам полумертвый от голода, подливал свою похлебку в миску Шарля. Этот человек, шатаясь, тащил на спине Шарля, избитого надзирателями… Отстающих травили овчарками — если бы не Анри, не быть бы Шарлю в живых. Однажды он поделился с Лобришоном коркой хлеба, которую стащил у собаки, рискуя получить пулю в спину.
Стараясь не глядеть на Бертона, Шарль удрученно прошептал:
— Очень сожалею, дружище, но сейчас я не могу предоставить тебе свою квартиру… Прости, жена ждет ребенка и… Но если хочешь, я поселю тебя в гостинице. Ты будешь записан под именем Лемуана.
Бертон все понял. Он доверительно коснулся руки Лобришона.
— Я не обижаюсь, старина, давай. Мне нужно хотя бы выспаться.
Шарль встрепенулся, облегченно вздохнул, лицо его просветлело. Он нагнал кнопку звонка. В дверях появился тот же портье.
— Месье Лемуану номер “люкс” на одного. В номер завтрак и шампанское.
— Я боюсь разорить тебя, — засмеялся Бертон.
— Пустяки. Может быть, тебе нужны деньги? Лобришон подошел к сейфу и достал толстую пачку стофранковых бумажек.
— На первое время хватит? Не стесняйся, Анри.
— Спасибо. Как только я смогу снова пользоваться своим текущим счетом…
Бертон, не снимая плаща, стоял у окна роскошного номера и задумчиво глядел в окно. Как обманула его эта жалкая копия Вики! Где ты, бесстрашный, самоотверженный, прямодушный Шарль былых лет! Бедняга! Здорово она взяла тебя под башмак!..
И вдруг он увидел Лору Лобришон, переходящую улицу. Она направилась к тому самому телефону- автомату, из которого он звонил Шарлю, оглянулась по сторонам и вошла в будку
Бертон догадался, куда она звонит: Лора спасала свое благополучие.
Вошел официант с подносом в руках.
— Завтрак, месье.
— Хорошо, поставьте, я сейчас.
Он подошел к письменному столику, взял из коробки лист почтовой бумаги, конверт с маркой отеля и написал:
“Дорогой Шарль! Я знаю — ты не виноват и не сержусь. Может быть, увидимся при более благоприятных обстоятельствах. Прощай, старина.
Твой Анри”.
Запечатал конверт: “Месье Шарлю Лобришону. Лично”. Положил письмо на поднос и вышел.
Глава 5
Академия иллюзорных наук
