Фрике, захлебываясь словами, рассказал о дуэли, о вмешательстве Лефевра, о подозрении, которое тяготеет теперь над ним, о бедном, ни в чем не повинном Фрике.
Рассказ беспрестанно прерывался восклицаниями Николя, который, видимо, интересовался повествованием своего друга. Дослушав до конца, он сказал, потирая руки:
– Но это только один пролог.
– Какой пролог? – не понял Фрике.
– Пролог моей драмы! – отвечал Николь.
– Какой это драмы? – опять не понял Фрике.
– Ты поймешь это позже, – успокоил его приятель. – В настоящий же момент необходимо как можно скорее разыскать противника… Это необходимо для первого акта.
– Но это еще более необходимо для меня.
– Знаешь ты имена этих господ?
– Откуда?
– Ну, а имя того секунданта, который так благосклонно отнесся к твоему незнакомцу?
– Журналиста?.. Действительно, он назвал свое имя, но я, черт меня дери, забыл его совсем.
– Ты бы узнал этого человека?
– Без сомнения! Так же, как и того, который опустошил бумажник.
– Отлично!
– Рожу того противного черномазого я тоже запомнил хорошо, никогда не забуду.
– Ну, а других признаков, других указаний ты не имеешь?
– Как же! Как же! Вот обрывок конверта.
– А-а!
– Видите, бумажка эта служила пыжом для одного из пистолетов… Дал ее черномазому противник молодого незнакомца.
– Но тут можно разобрать только окончание каких-то двух слов.
– ен… ер… О! Я уже хорошо заучил эти проклятые окончания, так как двадцать раз поворачивал эту бумажонку и так, и сяк…
– Какое же заключение выводишь ты из этих иероглифов?
– Я решил, что…ен – окончание имени, как, например: Мартен, Рабурден, Фалампен…
– Прекрасно!
– …ер – окончание названия какой-нибудь улицы, например: Пуассоньер…
– Хорошо! Хорошо. Дело идет на лад.
– Но того, куда было отправлено письмо, мы не знаем. Николь жадным, вопросительным взглядом рассматривал бумажку, как бы сожалея, что она сама не может заговорить. И вдруг радостно воскликнул:
– Письмо было адресовано в Париж!
– Вы полагаете?
– И притом не по почте.
– Откуда вы это узнали?
– Видишь эту поперечную черту?
– Вижу.
– Чертой этой было подчеркнуто, вероятно, какое-нибудь наскоро написанное слово – имя адресата или номер его квартиры. Небрежность эта указывает, во-первых, на близкие отношения между тем, кто писал, и тем, к кому писали, а во-вторых, свидетельствует о том, что писавший торопился. Отправляя письмо с посыльным или со слугой, но не по почте, не надо писать слов: «Париж», «городская почта». Но каковы бы ни были отношения между этими людьми, какую бы роль ни играл конверт этот, нам, во всяком случае, полезно разыскать личность, к которой он был адресован.
– Я и сам так думал, – поддакнул Фрике. – Но один-то что я могу поделать?
– Можешь и один сделать очень много, дружок Фрике, – возразил Николь.
– О согласитесь, мосье Николь, что вдвоем можно сделать гораздо больше. Вы человек опытный, одних драм сколько переиграли, вам нетрудно открыть злодея и в этой драме. Помогите мне, Николь.
– Глупый мой мальчик, в драмах, в которых мне приходилось играть, с первой же сцены можно было угадать развязку, – тогда как в этой я решительно ничего не могу угадать.
– Надо искать, мосье Николь.
– Ясно только то, что у них был расчет отделаться от этого молодого путешественника. Думаю, что преступление подготовлено несколькими лицами. Негодяй тот, однако, хотел ловко скрыть свое преступление запиской о самоубийстве жертвы.
