– Да вы сами же говорите, что нельзя ничем пренебрегать.
– Конечно, конечно… Орудуй, милый Фрике, орудуй здесь, а я отправлюсь на правый берег. Когда покончишь с улицей Гласьер, повороти через Пасси на улицу Круа-Буасьер, затем отправляйся на улицу Пениньер, а центральным кварталом я уж сам займусь.
– Слушаюсь. Желаю вам успеха, мосье Николь!
И приятели разошлись в разные стороны. Фрике направился к кварталу Гласьер, который населен почти исключительно бедными рабочими. Тощие, испитые физиономии, бледные, болезненные лица молодых девушек попадаются там на каждом шагу. Порок и разврат нашли себе здесь обильную пищу и вербуют своих покорных рекрутов главным образом в этой части Парижа.
Проходя мимо бедной, грязной гостиницы, Фрике услышал свое имя.
– Эй! Фрике! – окликнул его знакомый гортанный голос.
– А-а! Это ты, Флампен.
– Чего ты тут болтаешься?
– Да так… Просто гуляю.
– Небось старый-то твой хрыч опять тебе намылил голову?
– Мосье Лефевр?.. Да.
– Ты вырос, Фрике, преобразился в настоящего мужчину.
– Еще бы! Мне ведь уже восемнадцать… А ты вот нисколько не изменился, все тот же…
– Портильар, – подсказал гамен и захохотал во все горло.
Личность эта была, действительно, не из симпатичных, и с первого же взгляда напоминала злополучного гамена Эжена Сю, с тою только разницей, что этому гамену было уже двадцать лет.
Флампен был безобразен и гадок. Безобразие его – не из обыкновенных, на нем лежала какая-то особая печать самых низких животных страстей и пороков. Его громадный и слюнявый рот, с толстыми, бледными губами, с кривыми, желтыми зубами, изрыгал одну площадную брань и грязные, неприличные остроты. Его нахально вздернутый нос, казалось, каким-то собачьим чутьем выискивал поживу и легкую добычу. Его глубоко ушедшие в орбиты глаза – не то серого, не то зеленовато-коричневого цвета – еще издали зорко намечали свою жертву.
Прежде Флампен пренебрегал своим туалетом, а теперь на нем были чистая рубашка из полосатого перкаля и франтовской галстук сольферинового цвета. Его гладко и ровно расчесанные волосы напомажены и слегка взбиты на висках. Надетая набекрень черная шелковая фуражка и блуза с широко откинутым назад воротником как нельзя более гармонировали между собой. Ходил он самой что ни на есть разгильдяйской походкой, заложив руки в карманы своих узких панталон.
Я уверен, что вы непременно где-нибудь видели тип человека, подобного Флампену, и при встрече с ним не могли удержаться от невольной гримасы омерзения и отвращения, тогда как рука ваша благоразумно опускалась в карман, чтобы убедиться в целости и неприкосновенности кошелька или бумажника.
Фрике недолюбливал Флампена и потому не обрадовался этой встрече.
– Что поделываешь, как поживаешь, Флампен? – спросил он его, только бы что-нибудь сказать.
– Я? Я живу теперь с Виржини.
– Какая это Виржини?
– Ба! Да разве ты не знаешь маленькую Этиоле?
– Не знаю и не понимаю. Чем ты занимаешься?
– Да говорю тебе, что занимаюсь этой маленькой девчонкой! – топнул ногою гамен, глядя удивленными глазами на своего прежнего товарища.
– А-а! Ну, это, конечно, другое дело…
– Легка на помине! – крикнул Флампен, указывая на дверь грязной харчевни, из которой выходило тщедушное худенькое существо.
– Это твоя жена? – удивился Фрике.
– Ну, да!
– Но она еще ребенок.
– Кто это? Этиоле-то ребенок? Ей уже шестнадцать лет, мой милый.
В сердце Фрике невольно шевельнулась жалость к этому маленькому, хрупкому созданию, которому веселая публика танцклассов дала странное прозвище Этиоле. По привычке он приподнял фуражку и поклонился вновь пришедшей.
– А ведь приятель твой гораздо благовоспитаннее тебя, Флампен, – сказала она, бросив благодарный взгляд Фрике за его маленькое внимание. Она не была избалована вежливостью своих кавалеров.
– Он кланяется тебе только потому, что не знает тебя, – заметил Флампен, пожав плечами.
– Неправда, – прервал его Фрике, – я кланяюсь всякой женщине, потому что она женщина, а такой хорошенькой девушке, как мадемуазель Этиоле…
Флампен не слушал. Подскочив к Виржини, он ударил ее по лицу и сказал грубо:
– Эй ты, недомерок, поворачивай пятки куда следует.
Но и маленькая Этиоле не осталась в долгу: градом пощечин и пинков отвечала она своему обидчику. Слабое создание работало и руками, и ногами.
