припомнить, где слышал эту фамилию д'Анжель, и сегодня только вспомнил: у адвоката Баратена с улицы Сурдьер. Странное совпадение! Надо будет разобрать…
– Вы, значит, будете писать? – спросил Фрике, прощаясь со своим другом.
– Напротив, – ответил Николь, – я буду читать… – А про себя добавил: – Читать рукопись, которую мне дал этот Баратен, называя меня д'Анжелем.
XX
Общество Канайль и К°
Итак, для всех своих знакомых Марсьяк был все еще в Лондоне. Переписку с Викарио он вел так же аккуратно.
В один из понедельников от испанца пришла шифрованная записка следующего содержания: «Есть новости, довольно важные. В среду приходите непременно».
Марсьяк, всегда аккуратный и пунктуальный, и в этот раз явился в виноторговлю вдовы Сулайль в условленный час, в обычное время. Викарио был уже там, но пришел не один, он привел с собой какого-то блузника-оборванца. Это уже знакомый нам Флампен. Из ненависти к Фрике он сделался сообщником его врагов. В сущности, он был всегда таким же мошенником, как Викарио и Марсьяк, и превосходил их только своими лохмотьями.
Марсьяк покосился недоверчиво на незнакомое лицо.
– Не бойтесь! Это человек очень полезный. Он имеет сообщить вам кое-что.
И Флампен приступает к рассказу. Он сообщил Марсьяку все, что знал о тайных преследованиях его врагов. Он рассказал ему, как выследил барбиста и зуава.
– Да вы уже давно должны были знать все это, сударь, так как по возвращении своем из Версаля на задке экипажа я сейчас же послал вам анонимное письмо.
– Я не получал этого письма. Куда же оно было адресовано?
– Я сам передал его привратнику в переулке Гласьер на Итальянском бульваре.
– Что же это значит? – повернулся Марсьяк к испанцу.
– Мне его не передавали. Я и в глаза не видел никакого письма.
– Да я же сам писал его, сам отдал привратнику.
В подтверждение истины Флампен взял карандаш и нацарапал на клочке уже известный нам безграмотный адрес письма, конфискованного Жаном в тот самый день, как он бросил свою лакейскую должность.
– А как могли вы узнать мое имя? – пытливо поглядел ему в глаза Марсьяк.
– Да очень просто, сударь, не извольте беспокоиться, – заторопился Флампен. – Я хорошо знаю смазливенькую цветочницу, которой вы платите так щедро за ее цветочки. Притом друзья ваши назвали вас однажды по фамилии при мне. Для того, чтобы окончательно убедиться в том, что это именно вы, я зашел к привратнику дома в переулке Гласьер и спросил его, тут ли живет господин Марсьяк, что я принес маленькую болонку, купленную им для самой госпожи.
– Кто же вам сказал, что у меня есть какая-то госпожа?
– Никто, сударь. Я сказал просто наугад.
– Однако вы успели уже все вызнать и разузнать. Прыткий парень, нечего сказать!
– Да ведь разузнавал-то я для того, чтобы доконать этого ненавистного Фрике, – оправдывался Флампен. – Если бы вы знали, как я ненавижу этого мальчишку!
И в узких глазах его мелькнуло что-то гадкое, действительно недоброе. Его подлая, низкая душонка была на все способна.
– Мне не известно, что побуждало его следить за вами, цели и причины я не знаю; но с меня довольно и того, что раз он принадлежит к одному лагерю, то я сейчас же пристаю к другому. Буду служить вам, чем только могу. Услуги Флампена пригодятся вам, сударь.
Опытный глаз Марсьяка изучал между тем физиономию нового сообщника. Марсьяк остался, по- видимому, вполне доволен этим изучением.
– Однако, Викарио, что же вы все молчите? – обернулся Марсьяк к испанцу.
– Да я вот раздумываю все об этом письме… Куда могло оно деваться? Кто-нибудь перехватил, наверно.
– Не ломайте голову, – сказал ему Флампен. – Письмо перехватил не кто другой, как этот негодяй Фрике. Он же служил у вас два месяца лакеем.
– Жан! – вскричал удивленный испанец.
– Не Жан, а Фрике, тот самый Фрике, который ездил в Версаль.
– Ну так это Николь, – прервал его Марсьяк.
– Не Николь, не Жан, а Фрике, повторяю вам: Фрике! Он менял имена, как платье, вот и все. Негодный, презренный мальчишка! Изо рта вырвал у меня лакомый кусок…
– Это как? – полюбопытствовал Марсьяк.
– У меня была славная бабенка, зарабатывала собою для меня каждый день по пяти франков, а иной раз и больше. И вдруг из-за этого мерзавца, из-за этого негодяя Фрике она меня бросила! Каково мне теперь жить одному? Ведь надо пить-есть, надо самому работать… Я его заклятый враг, и не только до гроба, а и за гробом не прощу ему этой обиды.