только может. Но если вы хоть сколько-нибудь доверяете моим словам, не считайте порядочным, честным человеком вашего второго секунданта.
Незнакомец только улыбнулся.
– Странная дуэль! – прибавил про себя Медерик, пожав плечами. – И дернула меня нелегкая впутаться в это темное дело.
Приготовления между тем были окончены. Викарио подал пистолет незнакомцу, а Карлеваль – Марсьяку.
– Черномазый-то дал молодому господину тот пистолет, который у них не заряжен! – сказал себе Фрике, от зоркого глаза которого ничто не ускользнуло.
Отсчитали пятнадцать шагов – условленное расстояние, – потом кинули жребий, кому первому стрелять.
Судьба благоприятствовала таинственному незнакомцу.
Когда дым рассеялся и он увидел перед собою целого и невредимого Марсьяка, он поглядел искоса на своего второго секунданта и сказал сквозь зубы:
– Это странно, непостижимо, что он мог остаться на ногах!
Журналист уже радовался в душе, что дуэль, затеянная из-за пустяков, пустяками и окончится. Он подумал, что Викарио и Карлеваль дали обоим противникам незаряженные пистолеты.
Марсьяк, подымая руку, в которой держал оружие, и целясь в грудь противника, повернулся к Медерику со словами:
– Хочу доказать вам, насколько я миролюбив и незлобив.
– Вы имеете еще время извиниться, – обратился он затем к незнакомцу.
Но тот, окинув его гордым, презрительным взглядом, бросил ему резко:
– Человеку, жизнь которого держат под дулом пистолета, не выказывают презрения, сударь!
– Вы сами видите, что я вынужден поступить так, как поступаю, – обернулся опять к Медерику Марсьяк.
– Вижу, вижу… что Марсьяк хотел этого, – проворчал сквозь зубы журналист.
Марсьяк прицелился. Раздался выстрел. Противник его упал, обливаясь кровью, успев только вскрикнуть:
– Мать! Бедная моя мать!
Пуля раздробила ему правое плечо и засела в позвонках.
III
О том, как Фрике занял у мертвеца двадцать франков
Несчастный исход дуэли, по-видимому, очень встревожил и опечалил Марсьяка.
– Что я наделал! Что я наделал! – вскричал он в отчаянии. – Из-за пустяшной ссоры убил человека!
Раненый хрипел, жизнь, казалось, уже готова была оставить его.
Свидетели тревожно переглядывались и многозначительно покачивали головой.
– Ну, Буа-Репон, показывайте живее свои познания в медицине, говорите нам, что делать!
– Ему необходима немедленная помощь, а нам…
– Да говорите же скорее! – нетерпеливо топнул ногою Медерик.
– Нам нужно уйти отсюда и молчать – вот и все.
– Ах, господа! – суетился Марсьяк, казалось, окончательно потерявший голову. – Все дальнейшие заботы лягут уже на меня одного; вина моя, и я должен хоть чем-нибудь ее загладить.
– Уезжайте, ради Бога, уезжайте скорее! Экипажи наши стоят у пруда. Не теряйте времени, спешите в Париж.
– Ну, а человек этот? – указал Медерик на убитого.
– Я сбегаю к опушке, на житницу Дам-Роз, приведу людей и велю его перенести в свой маленький домик в Вилль д'Авре.
– Мы, значит, вам более не нужны? – спросил Карлеваль.
– Нет, нет! Я даже, напротив, желал бы, чтобы вы уезжали скорее, чтобы вы не навлекли на себя подозрений.
Викарио, Карлеваль и Буа-Репон предпочитали оставить в ответе одного Марсьяка, но Поль Медерик все еще не решался уйти, не прояснив для себя этого темного дела.
– Что за роковая случайность! – вздыхал он. – Из-за пустяков, из-за простого дурачества…
– Не теряйте же драгоценного времени! – поторапливал журналиста Викарио, увлекая его за собой.
– К каретам, господа! Живее! – торопили остальные.
– До вечера, друзья мои! Я принесу вам, вы увидите, хорошие вести, – сказал Марсьяк, торопливо пожимая руки уходившим.
В эту же минуту он озабоченным, торопливым шагом направился в ту сторону, где находилась житница
