мастера не впечатлил «натиск» сыщика. Он оставался невозмутимым, как языческое изваяние. – По его достижении все эти неудобства прекращаются.
– А если он в девяносто наступит?
– Не повезет, – мастер обозначил намек на улыбку. – Не бойтесь, Виктор, позже пятидесяти еще никто не достигал Оптимума.
– А как понять, когда наступит Оптимум? Он сам по себе наступает или как в кино – когда впервые «умрешь»?
– Зачем объяснять то, что вы уже и так поняли? – Чесноков пожал плечами. – Вы теперь всегда будете выглядеть сорокалетним мужчиной хоть куда, по человеческим меркам даже очень свежим для такого возраста, а внутри – юнцом. И, поверьте, это лучше, чем «созреть» в двадцать и маяться сотни лет оттого, что тебя не воспринимают всерьез обычные люди.
– И все-таки, этим «лучше» я обязан вашей пуле или судьбе?
– Ваш час пробил, когда вы заподозрили, что у истории с бомжем-спасателем имеется второе дно. В вас проснулся инстинкт бессмертного, учуявшего врага. Один из нас, весьма неплохой поэт, назвал это инстинктом гнева.
– Постойте, а враги тоже бессмертны?
– Нет, и в этом их главная проблема. Все, что у них с нами общего, – инстинкт гнева и Оптимум. Они тоже не с рождения умеют чувствовать приближение Вечных и пользоваться прочими талантами. Только, в отличие от нас, они созревают не к сорока, а к совершеннолетию. Это и понятно, у них не так велик запас отпущенного природой времени. Они живут долго, лет по семьсот-девятьсот, но у них простая человеческая психика, которая устает к пятой сотне даже у самых психологически устойчивых. Мы называем это моральной старостью. Поэтому последние двести-триста лет жизни они практически неопасны. Яркий пример – субъект, прятавшийся в лесу от самого себя.
– Странный? В смысле – Храмовников? Думаете, он действительно сдвинулся?
– Думаю, да, – мастер убежденно кивнул. – Судя по воспоминаниям людей из зарубежных филиалов Цеха, он был хорошим бойцом и неглупым человеком. Триста лет назад он весьма успешно действовал в Англии и ее колониях, затем его след обнаружился в Испании, а в прошлом веке он навел страху на общину Вечных во Франции, но к шестому столетию жизни его обычный человеческий разум элементарно устал. Вот почему ваш подопечный и ушел на покой.
– Предварительно выпустив на вольную охоту троих зверенышей, – добавил Паша. – Хорошо, что ему не удалось найти супружницу своей породы, «странный папа Карло» настрогал полукровок. А то было бы тут «дело под Полтавой».
– А убил его собственный сынок, случайно толкнув под трамвай? – Туманов обвел вечных недоверчивым взглядом. – Невероятное совпадение. А уж сколько трагизма! Хоть мыльную оперу снимай.
– Да, Виктор Алексеевич, редкая ситуация. Его действительно убил сын, но не случайно и не тот, о котором вы подумали. Зачем он это сделал – неизвестно. И почему Храмовников не применил обычную для врага маскировку, мы тоже никогда не узнаем.
– Может, хотел умереть? «Моральная старость» в крайней стадии. Устал от жизни?
– Все может быть. В любом случае, нам это было выгодно. И то, что вскоре не стало еще одного потенциального врага, нам тоже было выгодно. Внутренняя борьба врагов за лидерство помогла нам не только сузить круг поисков, но и сделать их эффективнее, теперь мы можем сосредоточить все силы на одном направлении.
– Думаете… это Женя?
– Мы думаем, это ее брат.
– Вот это да! Он же контуженный!
– Видимо, не настолько.
– Стоп, а если он и ее убьет? Она ведь тоже претендент.
– Пока нельзя точно сказать, как он поступит. Нам неясен его общий замысел. До сих пор он сестру оберегал. Что сделает дальше – большой вопрос. Но бесспорно одно: враг должен быть нейтрализован. Как и кем – не важно. Главное устранить угрозу Цеху.
– А получится?
– Они умирают проще нас, для этого не требуется особого оружия или персонального участия одного из Вечных. Надо только их найти. Собственно, поэтому наш Цех до сих пор существует. Кроме Хамелеонов – так мы называем врагов – нас не может убить никто, а их численность зависит от множества случайных факторов. Вот так и маневрируем из века в век. То они нас «проредят», то мы их.
– С вами… с нами понятно, но они-то почему до сих пор существуют как вид, если их легко убить?
– Легко убить, да трудно отыскать. Думаете, прозвище «Хамелеон» придумано для красоты? Нет, Виктор Алексеевич, достигнув полноценного Оптимума, они обретают способность растворяться в окружающем мире, действительно как хамелеоны. Ученые нашего Цеха бьются над разгадкой их таланта не первое столетие, но пока не нашли ни одной зацепки. Вот почему мы вынуждены идти на любые экстраординарные меры, если поблизости появляются Хамелеоны активного возраста. Если вражеская община становится слишком крупной, нам иногда даже приходится устраивать локальные войны, рассчитывая при этом, что Хамелеона элементарно накроет шальной бомбой.
Туманов удивленно вскинул брови. Мастер зафиксировал на лице ухмылку и словно бы приготовился изучать реакцию Виктора на это откровение. Будь сыщик трезвее, он сумел бы скрыть эмоции, но сейчас этого сделать не удалось. Он сжал кулаки и сверкнул уничтожающим взглядом. Чесноков, похоже, остался доволен. Он откинулся на спинку кресла и запыхтел трубкой. Новая пауза окончательно взбесила Виктора. Не окажись на пути стола и не сиди слева от него Павел…
Разрядить ситуацию взялся бригадир.
– Ну, это редко, – поспешил он успокоить сыщика. – Во-первых, размножаются Хамелеоны с трудом, а, во-вторых… надо же иногда и нам сливать дурную кровь. Законы природы мы уважаем. Чересчур
