же это случилось. Факт есть факт. Шок от происшествия был, наверное, сродни прострации, охватившей всю планету (в те времена у Земли еще не было колоний) после хрестоматийных событий «Черного сентября», с которых, собственно, и началось становление Империи. С тех пор прошло много лет. Оставив после себя неприятные, но туманные воспоминания и колонию на Марсе, ушла в небытие Североамериканская Демократическая Империя. Минули тяжелые годы взросления Объединенных Наций, и даже успел подзабыться Айринский кризис. Жизнь вошла в колею, и вдруг такое… Почему, зачем и кому это было нужно?
Сотрудники прокуратуры не гадали о причинах, они привыкли опираться на достоверные факты и расследовать, а не гадать. Вот только никаких фактов, кроме шестнадцати трупов и показаний одного уцелевшего, у них не было. Да и показания были спорными. Некий гражданин пожелал остаться неизвестным и вместо свидетельских показаний дал интервью заштатному до последнего дня таблоиду: непонятно откуда вещавшим «Галактическим новостям» или как-то еще… ах да… «Галактике сегодня».
А других очевидцев не нашлось. Вот и приходилось действовать вслепую и почти без поддержки. Ведь свидетель обвинял полицию, а значит, ее участие в следствии исключалось. Вся надежда на собственных следователей и активно подключившихся к делу агентов ЦРС.
На таком тягостном фоне шумное появление старшего следователя Ульриха выглядело кощунством. Но унять громко топающего, сопящего и кроющего последними словами всех и вся двухметрового толстяка было практически невозможно. Единственный не дрогнувший под натиском следователя человек был одновременно последней линией обороны от нежелательного вмешательства. Случилось это перед самым кабинетом генерального прокурора.
– Туда нельзя! – категорически заявила секретарь главного обвинителя всех Наций во всех грехах, как его в шутку называли сотрудники.
В приемном зале шло экстренное совещание с участием директора ЦРС и начальника Управления полиции.
– Стоять-бояться! – проревел Ульрих. – Мне можно!
Секретарша ничуть не испугалась:
– Никому нельзя!
– У меня свежак!
Девица потянула носом и поморщилась:
– Это я чувствую.
– У меня новости по делу о расправе! – громовым басом уточнил следователь. – Не заставляй меня вышвыривать красивых девушек из окон!
– Я сейчас охрану позову! – Секретарша, конечно, не поверила в угрозу, но все равно немного стушевалась. – Сядьте в кресло и ожидайте!
– Немедленно доложи Симонову! – продолжал бушевать Ульрих. – Если не доложишь, он тебя сего-дня же уволит! Ко всем чертям уволит, несмотря ни на какие таланты и особые сверхурочные заслуги!
– На что это вы намекаете?! – Девица возмущенно зарделась.
– А есть что скрывать? – с профессиональным подозрением поинтересовался следователь и оглушительно расхохотался. – Докладывай обо мне шефу, или я, пока буду тут ожидать, вытяну всю твою подноготную, клянусь Фемидой, честное слово!
От глубокого обморока секретаршу спас сигнал интеркома.
– Ольга, что там за шум?
– Марк Станиславович, к вам Ульрих рвется. Он грозит меня в окно выкинуть. Я не хочу.
Несмотря на тяжелую обстановку, генеральный прокурор юмор оценил. Он вообще никогда не терял присутствия духа и любил, чтобы подчиненные воспринимали события с долей иронии, даже в разгар самых тяжелых кризисов. Будучи женщиной неглупой и опытной, Ольга это прекрасно поняла еще в первую неделю работы в офисе.
– Ульрих, тронешь девочку хоть пальцем, лично надаю по шее. Что у тебя?
– Свежак, господин прокурор! Прямо из морга!
– Какой оттуда может быть свежак? – усмехнулся Симонов.
– А еще я родню потерпевших опросил, та-акие факты всплыли!
– Заходи…
В зале заседали трое. Без круглого стола, просто в креслах у имитации камина. Генеральный прокурор Симонов с интересом взглянул на следователя и указал ему на четвертое кресло, в точности как у других. Такая демократичность высокого начальства теоретически должна была подкупать, но Ульриха сейчас меньше всего волновали благосклонные жесты. Да и не жест это был вовсе. Не тот человек был прокурор, чтобы разводить церемонии, следователь это прекрасно знал и уважал начальство за реальную, не показушную демократичность. Причем гораздо сильнее, чем за профессиональные качества. Как раз о них следователь был невысокого мнения. Но генеральный не был «коренным» сотрудником, начинал карьеру он в армии, и ему было простительно.
Ульрих уселся в кресло, пробурчал «здравствуйте» в ответ на кивок второго заседателя – это был Картер, директор ЦРС – и с интересом уставился на третьего. С интересом, потому что следователя крайне занимало, что он сейчас чувствует и о чем размышляет, уставившись на голографический огонь? Начальник Управления полиции Белкин, казалось, не замечал появления Ульриха, полностью погрузившись в тяжкие раздумья.
– Вещай, – разрешил Симонов. – Что они тебе рассказали?
– Покойники?
– Родственники.
