– Не опасно?
– Теперь опасность там, наверху, – Виктор поднял взгляд к прогнившей крыше. – Слева от шоссе начинается территория Внукова. Там вертушкам летать нельзя. Пройдем Московский, свернем направо. К вечеру будем в Мосрентгене или даже до МКАД дотопаем.
– Поняла, – Женя кивнула. – Потопали.
Что ни говори, а пеший марш на пустой желудок и после целого дня неоднозначных приключений – тяжкое испытание даже для бессмертного. Умереть от усталости или истощения ему не грозит по определению, но вымотаться он может, как простой смертный. Даже больше. Ведь нормальный человек, вымотавшись до предела, просто рухнет без сил и будет лежать, пока не отдохнет, а бессмертный будет брести и до «предела» и после него. Он рад бы упасть, но силы оставляют и восстанавливаются практически одновременно. Восстанавливаются чуть медленнее и в меньшем объеме, чем расходуются, но упасть замертво не удастся, как ни старайся.
«Паршивая, надо признать, ситуация, – Туманов шагал позади Жени, то и дело поддерживая ее под локоть. – Ни богу свечка, ни черту кочерга. Иногда это выгодно, кто бы спорил, но изматывает хуже сериала – и надоел до колик, и досмотреть хочется. А особенно угнетает мысль, что это навсегда. Пусть завтра отдохнешь, восстановишься на все сто, но послезавтра или еще через день вдруг очнешься и поймешь, что пропустил пару ночей и теперь опять функционируешь исключительно на резервах бессмертия. Дрянное все-таки дело это бессмертие. Хотя, может, так с непривычки кажется. Может, лет через сто и приспособлюсь».
От мысли о целом столетии мучительного привыкания к новому ритму жизни Туманову стало совсем грустно. От расстройства он даже не успел в очередной раз поддержать спотыкающуюся Женю, запнулся сам и свалился на рухнувшую без сил подругу.
– Витя, – прохрипела придавленная Женя, – не сейчас.
– Прости, я не хотел, – Туманов отполз и уселся на какую-то кочку. – Вон там просвет. Наверное, уже кладбище.
– Разрытое? – Женя наморщила носик.
– Николо-Хованское. Ухоженное, должно быть.
– Пахнет как на помойке. Ты не заблудился?
– Не знаю. Темнеет уже, давай, последний рывок. В лесу ночевать прохладно и неуютно.
– А на кладбище уютнее? – Женя нервно усмехнулась. – Не нам с тобой, конечно, бояться покойников, и все-таки… страшновато как-то.
– Там сторожки должны быть… наверное, – Туманов пожал плечами.
– Не убедил, но ладно, идем, – Женя тяжело поднялась. – Надо было к аэропорту идти. Там и людей полно, можно затеряться, и не так страшно. Нет, все-таки слишком уж воняет. Промазали мы, зуб даю.
– Зуб, – буркнул Туманов. – Снять бы ремень да выбить из тебя этот уличный жаргон.
– Лучше отшлепай, – Женя закатила глазки. – А я буду кричать, как в немецком фильме: «Йа, йа, дас ист фантастиш!»
– Тьфу на тебя! – Туманов выбрался на опушку первым и замер как вкопанный.
– И зубы будут целы, и ремень не потребуется, – встав рядом с ним, констатировала Женя. – «Куда ты завел нас, проклятый старик? Идите вы на фиг, я сам заблудился». Что это за помойка, Сусанин?
– Помойка и есть, – окинув взглядом бескрайние просторы мусорных отвалов, покоящихся в неглубоком карьере, ответил Виктор. – Вернее, свалка. Мы влево ушли. Кладбище правее. Но это даже хорошо.
– Хорошо?! – Женя зажала нос. – Не шути так, Туманов. У меня был трудный день. Мало того, что с утра умерла и воскресла, так еще и вечер удался на славу. Так что в твой особенный юмор я уже не вонзаюсь. Что тут хорошего?
– Вонь, – Туманов усмехнулся. – Иди за мной. Покажу тебе мир иной.
– Вот спасибо, добрый человек! Только я его уже видела. Не пойду в эту срань, тут заночую!
– Идем-идем, – Туманов направился к свалке. – Нет худа без добра. Вонь – наш союзник в данный момент. Помнишь, как мы укрылись в сарае? Чутье Врага явно дало сбой, а ведь там всего лишь попахивало навозом. Вот и получается, что здесь-то нас точно никакой Враг не учует…
…На своем веку Туманов повидал всякого: и лазал по свалкам, и в бомжатниках-подвалах бывал, а однажды его занесло даже на радиоактивный полигон, но наиболее ярким примером ужасного, наихудшего и гнуснейшего существования стало то, что он увидел в этом карьере. Впрочем, кому как. Ни один из встреченных на пути полусонных бомжей не выглядел удрученным или обиженным на Судьбу. Все пребывали в легкой парфюмерной эйфории (Туманов слышал, что у одного костра звучало предложение: «Ну, еще по крышечке?!») и даже не задумывались, на какую толику, на какую сотую процента их житие соответствует канонам внешнего мира. Лично для Туманова все увиденное объединялось под одним заглавием «Тоска зеленая», а вот для местных жителей лучшего места – между прочим, анклава истинной свободы! – не найти на всей планете. И не важно, что жизнь у свободных обитателей свалки коротка, будто у мотыльков. Зато жизнь эта была полна фантазии, беззаботна и не имела глупых ограничений, кроме естественного барьера – границ карьера.
«И еще один момент, возможно, не самый важный, но все-таки. Если все наше мироустройство в одночасье рухнет, у местных жителей будет неплохая фора. Они-то умеют жить на обломках цивилизации, а нам этому придется долго и трудно учиться. И не факт, что мы преуспеем. Так, видимо, и происходило в прежние времена. Когда исчезали цивилизации, на смену им приходил хаос, в котором выживали не умнейшие и сильнейшие, а самые приспособленные. Бомжи, одним словом. А мы сегодня удивляемся, откуда у древних майя точный звездный календарь и почему их потомки не в курсе, как им пользоваться? Да потому, что на помойке родились и выросли эти потомки. И календарь там же нашли, среди всякой бытовой рухляди».
– Я все понимаю, – зажимая нос, сказала Женя. – Враг не найдет, угол срежем, кладбище обойдем – тоже плюс, но я не понимаю, почему через свалку?! Идти же невозможно! Ни вдохнуть, ни шагнуть, мусорная трясина под ногами, а не грунт! Почему здесь?!
– Ты же сама перечислила: Враг не найдет, угол…
– Туманов, не тупи, это была ирония!
– А-а, – Виктор многозначительно скривился и покивал. – А я сразу и не… догнал. Так?
– Не молодись, дядечка, – Женя прицелилась в сыщика указательным пальцем. – Своего полтинника ты не скроешь, как ни выражайся.
– Мне сорок!
– Все одно – старье ты скрипучее.
– Хамишь, – спокойно проронил Туманов и осуждающе взглянул на Женю. – Тебе не идет.
– Прости, – Женя как-то обмякла. – Я так устала! Но самое противное – что я не хочу отдыхать. Это такое странное ощущение… оно такое тягостное… не передать.
– И не надо. Я тебя понимаю. Ты не виновата, бессмертие виновато, Женечка, прекрасное и беспощадное.
– Теперь я начинаю въезжать, о чем ты толковал в больнице. Ты, кажется, не был уверен, нравится ли тебе быть бессмертным, так? Что-то там насчет гореть-коптить рассуждал. Ты имел в виду то, что сейчас происходит?
– Вот именно. Бессмертие – это… как вы там выражаетесь… тема, да? Так вот, бессмертие – это тема только на войне. А в обычной жизни это бремя. Проклятие, если угодно.
– Не угодно, – Женя помотала головой. – Это все равно круто! Ты просто старый зануда и скептик!
– Ну-ну, – Туманов усмехнулся. – Поживем – увидим, кто был прав. Держи курс вон туда, к горе.
– Блин-душа, реально гора! – изумилась Женя. – Метров… сколько? Триста? Выше? Прям высотка МГУ.
– Ниже, – Виктор оглянулся и рассеянно закончил, – но ненамного. Кажется, за нами кто-то идет!
– Расслабься, это не Враг, – беспечно заявила Женя. – Приличные враги так не воняют. Это местные… эти… мутанты.
– Ты, оказывается, не дура, слова умные знаешь? – Туманов делано удивился.
– Я не поняла, ты нарываешься? – Женя ткнула Виктора кулачком в бок.
– Любя, – как-то само собой вырвалось у сыщика.
