'Хранятся в наших архивах неоспоримые памятники, подтверждающие, что 79 народов, рассеянных по востоку, югу и северу, употребляют один и тот же славянский язык', и в числе прочих славянских областей называл Вандалию ('Исторический рассказ о путешествии польских послов в Московию, ими предпринятом в 1667 году' в сб. 'Проезжая по Московии'. М., 1991).
Западнее, между Одером и Эльбой, жили лугии. На берегу Балтики между устьями этих рек мы находим свардонов и варинов, а примерно от Одера до Вислы обитали руги. В последующие века, зафиксированные европейскими хрониками, в этих же местах известны племена прибалтийских и полабских славян, носивших те же или похожие названия. Варины — это, разумеется, варанги или их предки. От ругов пошли рароги и ругни — руяне (причем варанги и рароги входили как раз в союз бодричей). Свардоны, возможно, предки вагров. А лугин — это лужичане. Как видим, все подтверждается.
Правда, следует отметить, что в начале нашей эры все эти народы еще не были до конца «славянскими» в нашем понимании. Судя по всему, они еще сохраняли в себе одновременно и праславянские, и прагерманские корни. Так, часть поднепровскпх борусичей-борисфенитов, оставшаяся в родных краях, стала предками полян, а другая часть, ушедшая из погибшей Скифии на запад, фигурирует уже среди германских племен как «боруски» и дала историческое название Боруссии на территории Германии. Ругов, Влившихся во II–V вв. в германские волны миграций, греческие и латинские авторы не отличали от германцев, а оставшиеся в Прибалтике и переселившиеся на восток стали славянами. Зачастую германцами принято считать вандалов, а близких им и, вероятно. родственных вендов, — славянами.
Можно прийти к выводу, что если во II тысячелетии до н. э. население Центральной и Западной Европы было по языку и культуре близко кельтам и иллирийцам, то киммерийское переселение. дошедшее до Балтики, выделило в нем славяно-германскую общность, и лишь со следующей, скифской волны началось их разделение, хотя некоторое единство еще сохранялось, например Гиппократ передает скифское название сливочного масла: «бутир» — ср. с немецким «буттер». Много германизмов содержит и 'Велесова Книга', написанная жрецом русов. Кстати, и Тацит считал венедов близким к германцам. Но это не удивительно, ведь даже в начале нашей эры после миграций, вызванных крушением Скифии, культурная и языковая разница между славянами и германцами была далеко не столь значительной, как сейчас. Она накопилась лишь несколько столетий спустя в ходе Великого Переселения, когда германцы вобрали в себя романские и кельтские корни покоренных народов, а славяне — сарматские (иранские) корни выходцев из древнего Турана, а также иллирийские, тюркские и угорские.
Глава 20
КТО ЕСТЬ КТО В НАЧАЛЕ НАШЕЙ ЭРЫ?
В течение нескольких веков пространства Восточном Европы оказались для истории натуральной 'терра инкогнита'. После галльского и нескольких сарматских нашествий, перевернувших вверх дном эти края, интерес к ним значительно снизился и они выпали из поля зрения античных авторов. Лишь с I в. н. э., когда Причерноморье вошло в систему внутренних связей Рима, снова начинают появляться описания этих краев, из которых мы можем узнать, какие же народы здесь жили. Но, к сожалению, до Геро-дота таким описаниям далеко. Римляне были более практичным народом, чем древние эллины, и основное их внимание было при-ковано к странам, входящим в сферу «интересов» империи пар-фянской, германской границам. А Черное море оказалось 'глухим углом' их державы, и они подробно излагали только сведения о его берегах, поскольку это могло быть важно для судоходства и торговли. Да и здесь мы не встретим рассказов о происхождении народов и их обычаях — лишь этнонимы. А племена, живущие в глубине территории, с которыми римляне не сталкивались и ко-торые до поры до времени не представляли для них ни выгоды, ни угрозы, их вообще не интересовали. Данные о них, если и встречаются, весьма отрывочны и носят самый общий характер.
Ярким примером традиционных «римоцентризма» и нелюбо-знательности ко всему чужому может послужить Овидий, со-сланный Августом в Томы (Констанца) и проживший там десять лет. В его элегиях и письмах оттуда преобладают ностальгические воспоминания о прошлой римской жизни и бесконечные жалобы на ее утрату. И ни единой новой и живой детали об окружающей его стране! Все отрывочные упоминания о ней, как уже подмечено исследователями, содержат лишь заведомо известные в Риме и повторяемые из более ранних работ факты о суровости здешних зим и «дикости» местных «варваров». Овидий даже гордился тем, что в течение долгих лет сумел остаться 'настоящим римлянином' и не выучил ни одного «варварского» слова! Отчего, мол, и подвергался насмешкам коренных жителей.
Но и в тех случаях, когда более менее подробные описания дальних краев все же возникали, разобраться в них бывает не так просто, поскольку они обладают еще одним серьезным недостат-ком. Сами авторы, составлявшие их, в такие отдаленные от центра и глухие провинции забирались редко. Если и забирались, то как Арриан, по службе, поэтому и излагали только ту информацию, которая казалась важной для государственных и военных целей. А римско-греческие авторы фундаментальных исторических и гео- графических работ данной эпохи чаще пользовались чужими све-дениями и вдобавок компиллировали информацию из более ран-них источников. Причем обобщали все известные им источники, начиная с Гомера и Геродота. И лишь отдельные писатели, подоб-но Страбону, позволяли себе перерабатывать эти сведения крити-чески. Впрочем, он и в других отношениях выделяется в лучшую сторону, хотя бы тем, что получал достоверную информацию от своих родственников, неоднократно бывавших в Причерноморье, и, наконец, он единственный, кто честно признается, что о наро-дах, живущих севернее роксоланов, ничего толком не знает.
Большинство же авторов механически суммировали все источ-ники, то ли не считая себя вправе опровергать более древние ав-торитеты, то ли показывая таким образом свою «ученость», опи-рающуюся на максимальное количество классиков. И если мы по-пытаемся составить карту Восточной Европы, например, только по работам Помпония Мелы или Плиния Младшего, то картина полу-чится просто фантастическая. Потому что в расположение реаль-ных народов своего времени они правдами и неправдами постара-лись втиснуть и все те, о которых вычитали у Геродота, т. е. жив-шие на 600 лет раньше. То есть, даже зная время жизни тех или иных авторов и время написания ими своих работ, отследить по ним в динамике изменения этнической картины «Сарматин» прак-тически невозможно упоминание разных народов и их локали-зация могли соответствовать и более раннему периоду.
Собиралась 'до кучи' и вся прочая доступная информация са-мого разнокалиберного свойства. Поэтому из таких трудов мы можем узнать, например, о странах «гиппоподов» с лошадиными ногами, 'пануатиев, у которых длинные висячие уши, прикрываю-щие собой все тело, служат одеянием для наготы', о стране 'Абаримон, в которой живут лесные люди с вывернутыми назад ступнями, отличающиеся чрезвычайной быстротой', о стране 'с весьма богатой почвой, но необитаемой, потому что грифы, сви- репые и упрямые животные, очень любят и очень ревностно сте-регут извлеченное из земли золото', а 'аримаспы, отличающиеся одним глазом посредине лба, постоянно воюют из-за рудников с грифами'. Сообщаются и другие подобные сведения: что 'савроматы, живущие на 13 дней выше Борисфена, постоянно принима-ют пищу через два дня на третий', а в 'Албании родятся люди, с детства седые и видящие ночью лучше, чем днем'. Но все же пу-тем сопоставления и анализа различных работ можно выделить слой более менее достоверной информации и представить некое обобщенное, пусть даже приблизительное описание Восточной Европы в 1-11 вв. нашей эры.
Сначала пройдемся вдоль Черноморских берегов, данные о ко-торых куда более полные, чем о «глубинке». В низовьях Дуная проживали бастарны. Далее на север — геты и народ истриан. На Днестре — тирагеты. Вслед за ними различные авторы называют исиаков, асиаков, аксиаков. Вероятно, это один и тот же народ. Они же жили по Южному Бугу, кроме низовий, занятых каллипидами. Между Южным Бугом и Днепром упоминаются кробигги, в лесах низовий Днепра — энкадии.
Что же это за народы? Попробуем разобраться, кто есть кто. Бастарнов некоторые авторы причисляли к кельтам, а Страбон называет кельто-скифами. Видимо, это были племена, осевшие здесь со времен галльского нашествия и смешавшиеся с местным населением, в том числе и с частью скифов, отступивших в Добруджу. Геты — древнее население Фракии. «Истриане» переводится как «дунайцы». То есть, они были каким-то местным народом, расселившимся от Дуная в северном направлении. Вполне
