добрососедские отношения. Но у них в IX веке возникли свои проблемы…
Глава 33
ВАРЯЖСКОЕ МОРЕ
В IX в. Новгород с северо-западными областями Руси, которых не коснулась хазарская экспансия, имел все шансы вообще выпасть из прежней орбиты восточнославянского мира и перейти в систему связей Запада. К этому все шло. Новгород установил прочные контакты не только с соседними финскими и балтскими народами, но и с княжествами прибалтийских славян-вендов. Известно, что между ними заключались даже династические браки. С Южной Русью новгородцев теперь связывала, пожалуй, только торговля, начавшая расцветать здесь в это время. Традиционный путь из Причерноморья на запад по Припяти оказался перекрыт полянско-древлянской враждой, поэтому новые дороги в Прибалтику пролегли через земли кривичей и словен. Через Новгород потекли в богатые города вендов товары из Хазарни и Византии. Как уже отмечалось, во времена Карла Великого в Германии у славянских купцов существовали свои подворья. Правда, скорее всего, здесь имеются в виду прибалтийские славяне, но новгородцы поддерживали с ними регулярные связи, посещали Волин, Аркону, Демин, Коданьск (Гданьск) и другие крупные центры международ-, ной торговли.
Однако вскоре такое положение нарушилось: в конце VIII — начале IX вв. Балтику охватило движение викингов. Впрочем, назывались они по-разному. Викингами именовали себя скандинавы, уходившие в моря искать удачц и противопоставлявшие себя хевдингам — своим соотечественникам, предпочитавшим трудиться на родной земле ('вик' — военное поселение, где они собирались и жили). В Византии те же выходцы с Балтики, служившие наемниками у императоров, назывались «вэрннгами» или «ворннгами» — 'принесшими клятву', то бишь дружинниками, связанными присягой со своим предводителем. Отсюда и слово «варяги», получившее распространение на Руси (хотя иногда его производят и от «варангов» — славянского племени из союза бодрнчей). В Англии их без различия национальности именовали «датчанами». Ну а в других странах Запада и Средиземноморья их, тоже без различия национальности, называли «норманнами» людьми севера (на Руси то же слово обозначало не всех варягов, а лишь норвежцев).
Фактически терминами «варяги», 'викинги', «норманны» выражалась не этническая принадлежность, а род занятий — свободные воины, в зависимости от обстоятельств становившиеся пиратами или наемниками. В Западной Европе, где раздел и передел земель завершился позже, чем на севере, к концу IX — началу Х вв., подобное явление тоже потом наблюдалось. Наследником землевладельца становился старший сын, а младшие получали коней, оружие и превращались в странствующих рыцарей, искавших выгодной службы или разбойничавших на большой дороге. И очистить от них европейские страны удалось только в XI в., спровадив большую часть этого необузданного воинства в крестовые походы, На скудных землях севера такой же кризис начался гораздо раньше. И та же категория населения здесь становилась «варягами». Впрочем, далеко не всегда подобный выбор занятий был вынужденным. На поиски богатства и приключений часто устремлялись и целенаправленно, по индивидуальной склонности к пиратскому образу жизни. Например, король Дании Хальдван даже уступил добровольно трон брату Харальду, чтобы целиком отдаться любимому делу. Пиратским промыслом отнюдь не гнушались и многие коронованные властители Прибалтики — короли, герцоги, принцы, князья. Наоборот, у них было больше возможностей для организации сильных эскадр, а значит и для более грандиозных предприятий.
Та часть местных жителей, которая предпочитала сомнительным поискам удачи мирный труд, тоже оказывалась в выигрыше от ухода своих соплеменников в варяги. Это помогало избавляться от избытков населения, которому трудно было бы прокормиться на не слишком плодородных берегах Балтики. Кроме того, в море сливалась самая буйная вольница, что обеспечивало родным странам викингов более-менее спокойное существование. И наоборот, в родные страны текла от них добыча, поэтому многие властители прибрежных городов и местностей охотно предоставляли пиратам убежище под их «вики» и береговые базы, заодно обеспечивая себе таким образом защиту от других морских хищников. В результате Балтика, изобилующая фиордами, бухтами и островами, удобными для укрытия, стала натуральным пиратским гнездом, похлеще чем Карибское море в XVII веке.
Отсюда эскадры варягов выплескивались набегами на Англию, Ирландию, Францию, Испанию, страны Средиземноморья. О их нравах красноречиво свидетельствуют прозвища предводителей, целый список которых приводит А. Б. Снисаренко в своей книге 'Рыцари удачи' (С.-Пб., 1991): 'Раскалыватель Черепов, Гадюка, Коварный, Кровавая Секира, Брюхотряс, Грабитель, Свинья, Живодер, Вшивая Борода, Поджигатель'. А разгул их дошел до того, что в первой половине IX в. путешествие из Германии в Данию стало считаться чрезвычайно опасным предприятием.
Хотя традиционно викингов принято отождествлять с жителями Скандинавии, на самом деле это было далеко не так. Их ряды пополняли все без исключения прибалтийские народы. Кроме норвежцев, шведов и датчан, вовсю пиратствовали балты и финны, Так, будущий король Норвегии Олав Трюгвассон был в детстве вместе с матерью захвачен эстонскими пиратами ц случайно выкуплен своим дядей на рынке в Эстонии. Да и славяне не оставались в стороне от общей «моды». Например, описанные в прошлых главах набеги русичей на Крым и Малую Азию проводились в 'лучших традициях' викингов и по той же тактике.
Ну а пираты-русы из прибалтийских славян были знамениты ничуть не меньше своих скандинавских коллег. Крупные славянские торговые города становились фактически и пиратскими базами, где сбывалась добыча. Одной из главных баз был о. Руян — ныне Рюген, где даже храм Свентовита имел долю в пиратском промысле, освящал набеги религиозными ритуалами и направлял в них часть собственной, храмовой дружины. И если европейцы, затерроризированные набегами, часто не считали нужным уточнять в своих хрониках, какие именно «норманны» пожаловали очередной раз их грабить, то иногда такие уточнения все же встречаются. Арабы, например, очень четко выделяли викингов-ярусов' и не жалели в их адрес самых увесистых эпитетов. Их хроники сообщают о набегах русов на Андалусию в 844 и 971 гг., а в Х в. пираты- русы вторглись в Галисию, где бесчинствовали три года, пока герцогу Гонсало Санчесу не удалось собрать достаточно сил, чтобы выбить их. Славянские варяги вовсю разбойничали и на Балтике. Они захватывали и грабили шведскую столицу Сигтуну, разорили г. Хайтхабу и продолжали пиратствовать даже в XII в., когда в Скандинавии движение викингов уже сошло на нет. Так, в 1136 г. славянская эскадра под руководством князя Ратибора и воеводы Унибора взяла и разграбила г. Конунгхаллу.
Именно с «варягами-русью» оказалось напрямую связано имя основателя восточнославянской великокняжеской династии. Конечно, известно о Рюрике не слишком много, но не так уж и мало, если собрать и систематизировать все отрывочные сведения о нем, встречающиеся в разных источниках, и добавить косвенную информацию из сопоставления исторических данных. Наверное, если бы кто-то из писателей вздумал создать биографический роман о Рюрике действительно объективный, без подгонок к лубочным штампам славянской старины (но и без подгонок к теориям норманнистов о высокой цивилизаторской миссии иноземцев), — то такая книга очень мало напоминала бы привычные нам фундаментальные исторические произведения. Скорее, она смахивала бы на авантюрно-приключенческий роман, наполненный схватками неистовых воителей в рогатых шлемах, звоном двуручных мечей и боевых топоров, пожарами разграбленных городов, суровыми богами и морским ветром, наполняющим паруса пиратских драккаров. Потому что жизнь Рюрика складывалась очень непросто, и большую ее часть он провел совсем не по-княжески.
Согласно легендам и преданиям европейского Севера, приводимых западными исследователями Б. Латомом, Ф, Хемницесом, Д. Франком, Ф. Штадемуном и К. Мармье (см. Чивилихин В. «Память». М., 1994), Рюрик был сыном Годолюба (в германской транскрипции Годлава), князя прибалтийских славян-рарогов. А матерью его, как сообщает Иоакимовская летопись, дошедшая до нас в переложении Татищева, была Умила, дочь новгородского князя Гостомысла. Попытки некоторых историков, до сих пор имеющие место на Западе, считать «русов» скандинавами Л. Н. Гумилев назвал 'устарелым и неверным отождествлением'. Как мы видели, на юге Руси этот этноним непрерывно прослеживается с незапамятных времен. Но в Прибалтике с эпохи Великого переселения народов осталась другая их ветвь. Германские хронисты хорошо знали
