чудотворные свойства, включая исцеление от бесплодия, и Хирбет-ад-Дейр, руины безымянного монастыря на безымянной высоте, представляются мне образцовой местной святыней Святой Земли.
ГЛАВА IV. ПРИЯТНЫЕ СЕЛА
Древности Святой Земли не кажутся чуждыми ее ландшафту и ее народу – в отличие от Египта, где пирамиды могли бы быть построены марсианами. Поэтому лучше всего ходить по приятным селам и смотреть, как старина остается частью сегодняшней жизни народа.
Для этого, конечно, и в села ездить не обязательно – достаточно прийти в пятницу на Храмовую гору, Харам аш-Шариф, в Иерусалиме, увидеть, как сотни тысяч человек собираются у огромного святого камня, покрытого Золотым куполом, у древнейшей святыни Ханаана, где молились Авраам и Мельхицедек, Давид и Соломон, Иисус, Мухаммад, Омар ибн-Хаттаб, Готтфрид Бульонский, и, что еще более важно, где молились их предки из рода в род с времен Мельхицедека, Соломона и Иисуса. Религии меняются – но святое место, бог и народ остаются.
Но старина живет и в не столь примечательных местах. На старой дороге из Рамаллы в Наблус лежит деревня Джифна, что значит «виноградная лоза». Джифна и ее окрестности – палестинская Швейцария. Дома удивительных очертаний стоят на фундаментах крестоносцев. Заглянув в переулок шириной в сажень, мы нашли крепость крестоносцев – в неплохом состоянии, с узкими воротами, крепостным валом и рвом вокруг. В бастионах крепости жители устроили себе склады. Почти каждый второй дом в деревне был заложен крестоносцами. Этот район играл важную роль в обороне Иерусалимского королевства, и здесь осталось много церквей, монастырей и крепостей – и, конечно, генов: тут полно голубоглазых блондинов.
Семьи франков живут во всех окрестных селах, многие перешли в ислам еще при Саладине, но в Джифне почти все – христиане. На шестьсот человек приходится три церкви – православная, греко- католическая и римско-католическая. Гулять по улицам Джифны – одно удовольствие: они чисты и умыты, жители приветливы, вокруг деревни – виноградники, редкие в Самарии, в отличие от Иудеи. Когда мы сунули нос в какой-то переулок, нас сразу же пригласили войти в дом. Хозяева, католическая арабская семья, немедленно послали детей за холодным лимонадом, пока хозяйка семижды подымала пенку на турецком кофе. Печенье, орехи, сласти на медных подносах гуляли по комнате – мы попали в семейный день, когда, по случаю праздника, собралась вся семья, – и дочь, вышедшая замуж за израильского араба и уехавшая жить в Яффу, и сын, работавший в Иерусалиме во францисканской школе. Сидя на многих подушках, ухоженные, закормленные и забалованные, мы вели неспешный разговор об урожаях и задержавшихся дождях, который, лучше прямых откровенных слов позволяет выразить чувство доброй воли.
Прекрасное село Тайба стоит на самом краю пустыни, на дороге, ведущей из Рамаллы в Иерихон. Его жители – православные и католики, построили себе роскошные и просторные дома. Они варят отменное пиво, пахнущее ячменем и солодом. Однажды я пришел в Тайбу с живущим в Америке русским писателем, который как-то совмещал веру в Христа с верой в правоту рабби Кахане, основателя маленькой израильской неонацистской партии. Перед поездкой в Тайбу он довольно бодро требовал немедленного изгнания всех арабов – на грузовики их, Сталин, мол, давно бы это сделал. В Тайбе мы взошли на вершину холма, на котором расположено село, там, где стоят развалины замка времен крестоносцев, Бубарие (от французского Boverie). С дороги его не видно – селяне обстроили его со всех сторон, так, что для одного дома башня замка служит стеной, а для другого – полом. Но если подняться наверх, то можно увидеть, что замок, которому более восьмисот лет, прекрасно сохранился. Он построен на еще более древних основаниях, когда Тайба называлась Офрой.
В те дни, больше трех тысяч лет назад, в Святую Землю пришла очередная волна кочевников с востока, мидианитов. Эти кочевники отличались от своих предшественников тем, что использовали новое средство передвижения – верблюда. До тех времен верблюд приручен не был, и пастухи кочевали на ослах. На осле далеко не уедешь, и молока от ослицы мало, шерсти нет, шкура грубая, мясо несъедобное, а поэтому кочующий на осле должен обзавестись еще овцами и козами. С овцами и вовсе невозможно спешить. Поэтому пастухи окраин не отдалялись от оазисов и пастбищ и легко оседали, когда им предоставлялась возможность, как это легко делают и в наши дни полуоседлые-полукочевые бедуины. (Кочевых бедуинов сегодня в Палестине практически не осталось, и только тяжелая рука военных властей мешает последним жителям шатров и бараков построить себе дома.) Но верблюд позволяет покрывать огромные расстояния пустынь, обеспечивая своего седока молоком, шерстью, мясом. Мидианиты примчались из глубин пустыни и к оседлой жизни они не имели ни навыка, ни желания. Офра, расположенная на краю пустыни, особенно страдала от набегов.
Житель Офры, Гидеон сын Иоаша, возглавил кампанию против мидианитов, и разбил врага. Благодарные израильтяне хотели сделать его царем, но Гидеон отказался. Возможно, на месте дерева, у которого ангел Господень явился Гидеону, стоял впоследствии эпод, а в наши дни стоит православная церковь Тайбе, с ее основаниями, заложенными еще до Константина.
Жители Тайбе ведут свой род от старых христиан, и считают, что их предки были обращены не апостолами, но самим Иисусом, когда Он возвращался в Иерусалим из-за Иордана. После мусульманского завоевания название села было изменено, потому что
При крестоносцах была отстроена еще одна старая византийская церковь, св. Георгия (в селе ее называют эль-Хадр), она стоит к северу от дороги, проходящей по селу. От церкви св. Георгия остались каменные стены, мозаики, остался массивный порог: сохранилось практически все, кроме крыши. Из нее открывается прекрасный вид на село и на пустыню. И хотя в Святой Земле много более древних церквей, чем эта (XII век), она впечатляет. Может, на ее месте стояла святыня Офры при Гидеоне. А может, там или рядом стоял камень, на котором через несколько лет правитель Шхема Авимелех отрубил головы семидесяти сыновьям Гидеона, покончив с шансами Офры на возвышение. Древний порог церкви и сейчас покрыт жертвенной кровью – местные жители совершают здесь древний обряд заклания агнца.
Так или иначе, осмотрел писатель руины замка, посмотрел на православную церковь, глянул на руины св. Георгия, потолковал с солидным, дородным жителем, который рассказал нам о своей ответственной работе инспектора гаражей. У сына инспектора, малыша семи лет, вместо котенка или щенка был на руках белоснежный, мытый и расчесанный козленок, который то и дело бегал по лестницам их дома, на самой вершине холма, впритирку к замку Бубарие. Писатель вытащил свой нательный крест из-под рубашки – здесь он выглядел, как пропуск в мир древних христиан. Когда мы отъехали от села, писатель долго молчал, а потом сказал: «Ну нет же, как можно их выселять? Живут и слава Богу».
Одно из самых удивительных сел – Хирбет-эль-Маурак к западу от Хеврона. Тут может показаться, что тебя занесло на машине времени в легендарные дни древней Палестины. Проехать туда нелегко, дороги ужасные, но люди гостеприимны. Посреди крошечного села, напротив колодца, стоит настоящий дворец, чем-то напоминающий реконструкцию иродова храма. Это частная загородная усадьба времен Христа, раскопана археологами и оставлена в хорошем состоянии. В колодце – чистая холодная вода. Молоденькая селянка зачерпнула нам воды, напоила, потом ушла с кувшином на плече по единственной улице села, мимо дворца, как в кино. Местные старики охотно продадут вам древние монеты – они редко видят туристов, не решающихся заехать к «страшным палестинским террористам».
Палестинские села живут в согласии с древностями – с византийскими монастырями и церквами, как эль-Хадр, с крепостями крестоносцев, как эль-Бурдж на юге Хевронских гор, с дворцами времен Ирода, как в Хирбет-эль-Маурак. Древности становятся частью жизни, а не декорацией, не инородным объектом, за осмотр которого берут деньги.
Мое любимое село – Абуд, одно из коренных, устоявшихся, подлинных, кондовых сел Нагорья. Оно лежит на западном склоне гор, вдали от больших дорог, на равном расстоянии от Калькилии, Рамаллы и Рош-ха-Аина.