— Ну разве что преждевременный. Ему сколько? Сорок один?
— Сорок. Но он в последнее время здорово сдал. Доктор Корее помогла.
— Доктор Корее? Какой кошмар! Неужели Патрик пошел к ней после той жуткой статьи в «Ныос»? Генри сжег газету, чтобы девочки не увидели.
— Вот-вот, вполне в его духе. Чихать ему на свободу печати.
— Но статейка и впрямь была страшноватая. Может, доктор Корее и права, что мужчина — это только… гм… биологический банк спермы. Но, когда она пишет, что после рождения второго ребенка мужчин следует кастрировать, это уж слишком. Наш кот целыми днями спит и…
— Господи, ну до чего ты наивная. Да не писала она о кастрации. Она только напомнила, как женщины мучаются при родах и как все презирают утративших девственность до брака. И что, если произойдет демографический взрыв, человечество вымрет от голода. Поэтому надо что-то предпринять.
— А я не хочу, чтобы Генри что-нибудь такое сделали, — упрямилась Ева. — Его прямо передергивает, когда говорят о стерилизации. Он считает, что от этого бывают опасные побочные эффекты.
Мэвис опять фыркнула:
— От противозачаточных таблеток тоже. И куда опаснее. А транснациональным фармацевтическим корпорациям и дела нет. У них одна забота — прибыль. Да и заправляют ими опять-таки мужчины.
— Очень может быть, — согласилась Ева. Она много слышала о транснациональных корпорациях, но что это такое — не представляла, а о слове «фармацевтический» вообще не имела понятия. — И все-таки странно, что Патрик согласился.
— Согласился?
— Да, на стерилизацию.
— Разве я сказала, что его стерилизовали?
— Ты сказала, что он ходил к доктору Корее.
— Это я ходила к доктору Корее, — проворчала Мэвис. — Думаю: знаешь что, голубчик, надоели мне твои бабы. Может, доктор Корее поможет. Пошла к ней и не пожалела. Доктор дала такое средство, чтобы муж шлялся поменьше.
Ева остолбенела:
— И Патрик его принял?
— Принимает как миленький. Он обожает витамины, особенно витамин Е. Ну я взяла и подменила пузырьки. Это не то какой-то гормон, не то стероид. Вообще-то эксперименты с ним еще не закончены, но доктор Корее говорит, что он безвреден. Опыты на свиньях прошли прекрасно. Патрик, правда, растолстел и жалуется, что соски немного опухли, но зато теперь он попритих. Вечерами из дому ни шагу. Сидит у телевизора и клюет носом. Так на него не похоже.
— Да уж, — сказала Ева, вспомнив, каким шелопутом был еще недавно Патрик Моттрем. — Но ты уверена, что это не опасно?
— Совершенно уверена. Доктор Корее говорит, что это средство будут давать голубым, которые хотят изменить пол, но боятся операции. От него яички, что ли, ссыхаются.
— Ну это ни к чему. Я не хочу, чтобы у Генри яички ссохлись.
— Не хочешь — не надо, — заметила Мэвис, которая однажды на вечеринке проходу не давала Уилту, а когда ее домогательства не возымели успеха, затаила на него обиду. — Дай ему тогда какое-нибудь зелье, чтобы его разобрало.
— Думаешь, стоит?
— Отчего не попробовать? Доктор Корее понимает в женских проблемах лучше, чем другие врачи.
— Но она, кажется, не совсем врач. Не такой врач, как доктор Бухман. Она чем-то там занимается в университете, да?
Мэвис Моттрем так и подмывало ответить, что доктор Корее ко всему еще и консультант по содержанию скота и, значит, Генри Уилту ее услуги даже нужнее, чем Патрику Моттрему.
— Одно другому не мешает. В университете есть и медицинский факультет. В общем, она открыла клинику и помогает женщинам, у которых какие-то проблемы. Она и тебе поможет, вот увидишь. Такая участливая.
Вернувшись домой и приготовив на обед сельдереевый суп с отрубями, Ева окончательно укрепилась в своем решении. Будь что будет: она позвонит доктору Корее, договорится о встрече и проконсультируется насчет Генри. Нет, сегодня она явно в ударе. Как ловко она уклонялась от неприятных разговоров — о бомбе, о нетрадиционной медицине, о том, что будущее за женщинами, потому что мужчины уже напортачили в прошлом. Собственно, Ева и сама так думала. Отправляясь забирать детишек из школы, Ева даже не сомневалась, что нынче у нее удачный день. Похоже, впереди ее ожидают приятные сюрпризы.
2
Уилта тоже ожидали сюрпризы, однако ничего приятного в них не было. Все еще источая запах лучшего пива, какое подают в баре «Кот в мешке», он вернулся в колледж. Он надеялся уединиться и немного подготовиться к лекции на авиабазе, но не тут-то было. У себя в кабинете он застал методиста графства по навыкам общения и какого-то господина в темно-сером костюме.
— Знакомьтесь. Мистер Скадд из Министерства образования, — представил методист. — По поручению министра ездит с выборочными проверками по институтам и колледжам. Проверяет, нет ли в учебных программах чего лишнего.
— Добрый день, — сказал Уилт и юркнул за свой письменный стол. Он недолюбливал методиста, а уж люди в темно-серых костюмах, да еще костюмах-тройках, да вдобавок действовавшие по поручению министра, и вовсе повергали его в трепет. — Присаживайтесь.
Мистер Скадд не двинулся с места.
— Я здесь не для того, чтобы сидеть в кабинете и заниматься теоретическими рассуждениями, — объявил он. — Я должен своими глазами увидеть, как проходят занятия, и доложить о собственных наблюдениях.
— Понятно, — в душе Уилт молил Бога, чтобы на сей раз обошлось без происшествий. Несколько лет назад случилась возмутительная история: в группе шинников-второкурсников, где преподавала хорошенькая практиканточка, студенты разбирали отрывок из романа «Любовью одержимые»4, рекомендованный заведующим кафедрой английской литературы, и так воспламенились, что, если бы не вмешательство Уилта. дело кончилось бы групповым изнасилованием.
Мистер Скадд открыл дверь:
— Ну что же, показывайте.
Уилт и мистер Скадд вышли в коридор. За ними, как побитая собака, плелся методист. Пока Уилт ломал голову, какую бы группу им показать, чтобы проверка обошлась малой кровью, мистер Скадд приступил к расспросам:
— Что вы скажете относительно политических воззрений ваших преподавателей? Я смотрю, у вас в кабинете имеются книги по марксизму-ленинизму.
— Имеются, — ответил Уилт и выжидающе замолчал. Если этот кретин явился сюда искать компромат, лучше ему не перечить. Попрыгает-попрыгает и успокоится.
— По-вашему, это подходящая литература для студентов из рабочего класса?
— Бывает и хуже.
— Вот как? Так вы признаете, что в ходе преподавания распространяете революционные идеи?
