— Признаю? Ничего я не признаю. Я только сказал, что у меня в кабинете есть книги по марксизму- ленинизму. При чем здесь преподавание?
— Но вы сами сказали: «Бывает и хуже».
— Совершенно верно. Так я и сказал, — зануда начинал действовать Уилту на нервы.
— Будьте любезны, объясните, какие книги вы имели в виду.
— С радостью. Ну вот хотя бы «Голый завтрак»5
— «Голый завтрак»?
— Или «Последний выезд в Бруклин». Дивная литературка для юношества, правда?
— Господи, — пробормотал побледневший методист. Мистер Скадд тоже изменился в лице, но не побледнел, а побагровел.
— И вы не скрываете, что считаете эти грязные книжонки… что вы подсовываете подобную литературу студентам?
Уилт остановился у дверей аудитории, где мистер Риджуэй тщетно силился перекричать продвинутую группу первокурсников, которым было неинтересно его мнение о Бисмарке.
— Откуда вы взяли, что я подсовываю студентам книги? — из-за шума Уилту пришлось повысить голос.
Мистер Скадд прищурился:
— Кажется, вы не вполне понимаете цель моих вопросов. Меня прислали… — он осекся. Рев, доносившийся из аудитории, заглушал разговор.
— Я вижу, — проорал Уилт.
— Знаете, мистер Уилт, — встрял было методист, но взглянув на мистера Скадда, замолк. Инспектор, вытаращив глаза, разглядывал аудиторию через стеклянную дверь. В заднем ряду какой-то парнишка передал девице с прической на индейский манер сигарету очень подозрительного вида. Девице не мешало бы надеть бюстгальтер.
Повернувшись к Уилту, мистер Скадд прокричал чуть не в самое ухо:
— У вас всегда так?
— Что «всегда так»? — уточнил Уилт. Все складывалось как нельзя лучше. Полюбовавшись, как мистер Риджуэй пытается привлечь к себе внимание продвинутых. Скадд по достоинству оценит образцовую дисциплину, которая царит на занятиях майора Миллфорда у второкурсников- кондипекарей.
— У вас всегда позволяют студентам так себя вести на занятиях?
— У меня? Я здесь ни при чем. Это занятия по истории, а не по навыкам общения.
И чтобы мистер Скадд не осведомился, какого же черта Уилт притащил их в этот сумасшедший дом, Уилт двинулся дальше.
Мистер Скадд нагнал его:
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Который?
Мистер Скадд задумался. Из-за этой шалавы без лифчика у него спутались все мысли.
— Я спросил вас про гнусные книги, пропагандирующие порнографию и насилие, — книги, которыми вы пичкаете студентов, — вспомнил он наконец.
— Любопытно, — заметил Уилт. — Очень любопытно.
— Что любопытно?
— Что вы читаете такую макулатуру. Я эту дрянь и в руки не возьму.
Они поднимались по лестнице. Мистер Скадд достал носовой платок, который как украшение выглядывал из нагрудного кармана, и вытер лоб. На верхней площадке Скадд прохрипел:
— Я тоже эту мерзость не читаю.
— Рад за вас.
— А я был бы рад, если бы вы объяснили, почему вообще завели об этом речь, — мистер Скадд сдерживался из последних сил. Тем временем они подошли к аудитории, где майор Миллфорд проводил занятие с второкурсниками-кондипекарями, и Уилт, удостоверившись, что там действительно тишь да гладь, ответил:
— Это не я. Вы сами заговорили об этом в связи с книгами по истории, которые увидели у меня в кабинете.
— Вы называете «Государство и революцию» Ленина книгой по истории? Категорически не согласен. Это коммунистическая пропаганда, притом злостная. И то, что вы отравляете ей неокрепшие умы молодежи, внушает крайнюю озабоченность.
Уилт позволил себе усмехнуться.
— Продолжайте, — сказал он. — Обожаю, когда высокообразованные люди с головой на плечах забывают о здравом смысле и делают нелепые выводы. Это укрепляет мою веру в парламентскую демократию.
Мистер Скадд чуть не задохнулся. Он уже тридцать лет занимал высокие посты, обеспечил себе в будущем надежную пенсию, поэтому относился к своим умственным способностям с уважением и не мог допустить, чтобы кто-нибудь в них усомнился.
— Мистер Уилт, — произнес он. — Не объясните ли, какой вывод мне надлежит сделать из того обстоятельства, что у заведующего кафедрой навыков общения целая полка в кабинете забита книгами Ленина?
— Я бы лично вообще воздержался от выводов. Но если вы настаиваете…
— Категорически.
— Мне ясно одно: это еще не основание, чтобы записывать человека в оголтелые марксисты.
— Отвечайте по существу.
— А вы спрашивайте по существу. Вы поинтересовались, какой бы я сделал вывод. Я ответил, что воздержался бы от выводов, а вам еще что-то непонятно. Что ж, ничем не могу помочь.
Не успел мистер Скадд и рта раскрыть, как методист отважился вмешаться:
— Насколько я понимаю, мистер Скадд просто хочет узнать, не проявляется ли в работе преподавателей вашей кафедры определенный политический уклон.
— Сколько угодно, — кивнул Уилт.
— Сколько угодно? — переспросил мистер Скадд.
— Сколько угодно, — повторил методист.
— Да, этого добра хоть отбавляй, — подтвердил Уилт. — И если вы спросите…
— Я как раз и спрашиваю, — сказал мистер Скадд.
— О чем?
Мистер Скадд снова вытер лоб платком:
— Насколько значителен политический уклон в преподавании.
— Во-первых, я уже ответил. Во-вторых, вы, кажется, сами утверждали, что от теоретических рассуждений толку мало, и хотели посмотреть, как проходят занятия. Не так ли?
Мистер Скадд сглотнул слюну и в отчаянии взглянул на методиста. Но Уилт неумолимо продолжал:
— Так. Ну и чудненько. Милости просим на занятие майора Миллфорда в группе второго курса дневного отделения факультета кулинаров, в скобках — кондитеры и пекари, сокращенно — кондипекари. Посмотрим, какой политический уклон вы станете нам шить после этого занятия.
С этими словами Уилт повернулся и спустился по лестнице к себе в кабинет.
— «Шить»? — ужасался ректор два часа спустя. — Вы сказали личному секретарю министра образования, чтобы он не шил преподавателям политическую пропаганду?
— Ах, так это был личный секретарь министра? — удивился Уилт. — Ну, это еще полбеды. Вот если бы он оказался школьным инспектором Ее Величества…
— Можете не сомневаться, этот сквалыга в долгу не останется. Скоро инспектор Ее Величества у нас в печенках будет сидеть. Не удивлюсь, если Скадд напустит на нас всех школьных инспекторов королевства. Спасибо вам, Уилт, удружили.
