Уилт оглядел импровизированный комитет по спасению колледжа. В его состав вошли ректор, проректор, методист графства и почему-то казначей.
— Да пусть себе шлет инспекторов сколько душе угодно, — сказал Уилт. — Рад буду с ними познакомиться.
— Вы-то, может, и рады, а вот… — ректор колебался. В присутствии методиста он не решался распространяться о недостатках других кафедр.
— Я надеюсь, у нас доверительный разговор и я могу быть предельно откровенен, — отважился он.
— Конечно, конечно, — успокоил методист. — Меня интересует только кафедра гуманитарных наук, а…
— Как приятно снова услышать это название, — вставил Уилт. — Сегодня это уже второй раз.
— Пропади они пропадом, науки ваши! — взорвался методист. — Какого черта вы устроили балаган? Из-за вас этот тип решит, что тот второй преподаватель — полноправный член фракции молодых либералов и личный друг Питера Тэтчелла.
— Мистер Тэтчелл не принадлежит к молодым либералам, — возразил Уилт. — Насколько я знаю, он член Лейбористской партии. Правда, левоцентрист. но…
— Пидор вонючий, вот он кто?
— Я не знал. Хотя, по-моему, пристойнее назвать его «гомосексуалист».
— Вот скотина, — буркнул ректор.
— Можно и так назвать, — согласился Уилт. — Но, по-моему, и это не вполне пристойно. В общем, как я вам объяснял…
— Плевать мне на объяснения! Вспомните лучше, что вы объясняли мистеру Скадду. Из-за вашей болтовни ог заподозрил, что преподаватели у нас посвящают себя не обучению, а…
— «Посвящают себя» — это вы хорошо выразились, — перебил Уилт. — Мне нравится..
— Да-да, Уилт, посвящают себя обучению. А с ваших слов получается, что они чуть ли не поголовно на содержании у коммунистов или у фанатиков из Национального фронта6.
— Майор Миллфорд, насколько мне известно, ни в какой партии не состоит, — заметил Уилт. — Он просто рассуждал о социальных последствиях иммиграционной политики…
— Иммиграционной политики? — рявкнул методист. — Ни черта себе! Он распинался о каннибализме у черномазых и плел про какого-то борова, который держал в холодильнике человеческие головы.
— Иди Амин, — уточнил Уилт.
— Не важно. Главное, он показал себя таким расистом, что неровен час Управление по вопросам расовых отношений затеет расследование. А вы к нему мистера Скадда затащили.
— Откуда же мне было знать, что Миллфорд заведется на эту тему? Смотрю — в аудитории порядок, а мне надо еще предупредить остальных, что нагрянул сукин сын с проверкой. Да и вы хороши: сваливаетесь на голову с каким-то типом, которого никто официально не уполномочил.
— Официально не уполномочил? — переспросил ректор. — Я же сказал, мистер Скадд является…
— Знаю, знаю. Подумаешь — секретарь министра. Вваливается ко мне в кабинет с мистером Редингом, запускает глаза на книжные полки и вдруг с бухты-барахты объявляет меня агентом Коминтерна.
— Я и про это хотел поговорить, — вспомнил ректор. — Вы ведь нарочно внушили ему, что используете книгу Ленина… как бишь ее?
— «Государство и революция».
— …Используете ее как учебный материал для заочников. Правда, мистер Рединг?
Методист слабо кивнул. Он еще не опомнился от истории про головы в холодильнике и от последующего посещения семинара на факультете воспитательниц детских садов. Воспитательницы так увлеченно рассуждали о правомерности постнатальных абортов для детей с физическими дефектами, что у методиста мурашки по коже побежали. Паскуда-преподавательница эту практику одобряла.
— И это еще не все, — продолжал ректор. Но Уилт уже наслушался.
— Нет, все — отрезал он. — Будь он полюбезнее и повнимательнее, тогда другое дело. А он даже не заметил, что книги остались от кафедры истории — она раньше размещалась в этом кабинете. С них и пыль-то не стирали. На них и штамп имеется. Кажется, их рекомендовали продвинутым группам для спецкурса по русской революции.
— Так почему вы ему не сказали?
— А он не спрашивал. Что же я буду лезть с объяснениями к незнакомым людям?
— Но с «Голым завтраком» — то полезли, — уличил методист. — Славно придумали, нечего сказать.
— Он спросил, что может быть хуже. А мне ничего отвратительнее в голову не пришло.
— Какое счастье, — буркнул ректор.
— Но вы объявили, что у ваших преподавателей сколько угодно политических пристрастий. «Сколько угодно» — это ваши слова. Я своими ушами слышал, — не отставал методист.
Уилт пожал плечами:
— Не отрицаю. На кафедре сорок девять преподавателей, включая почасовиков. Целый час все они несут бог знает что, лишь бы студенты сидели тихо. Представляете, какой разброс политических взглядов.
— Из ваших слов у него сложилось другое впечатление.
— Я, да будет вам известно, преподаватель, а не рекламный агентишка. Мое дело учить, а не производить впечатление. Ладно, пора мне к электротехникам. Мистер Стотт заболел, и я заменяю.
— Что с ним? — неосторожно полюбопытствовал ректор.
— Снова нервное расстройство. Оно и понятно, — бросил Уилт и удалился. Остальные члены комитета проводили его встревоженными взглядами.
— Как вы считаете, Скадд может убедить министра провести расследование? — спросил проректор.
— Мне он это пообещал, — ответил методист. — Он такого тут наслушался и насмотрелся, что запроса в парламенте не миновать. Но взъелся он даже не из-за секса, хотя, по правде говоря, и этого дела было предостаточно. Главная беда в, том, что он католик, и бесконечные разговоры о противозачаточных средствах…
— Ой! — пискнул ректор.
— А тут еще какая-то пьяная морда, автомеханик с третьего курса послал его на… Ну и, конечно же, Уилт подсуропил.
Возвращаясь в свои кабинеты, ректор и проректор никак не могли успокоиться.
— Что нам делать с Уилтом? — в отчаянии вопрошал ректор.
— А что с ним поделаешь? Ему удалось обновить состав кафедры лишь наполовину. От другой половины он никак не избавится, вот и довольствуется тем, что есть.
— Но вы представляете, что теперь начнется? Запрос в парламенте, всеобщая мобилизация инспекторов Ее Величества, общественное расследование?
— Ну до расследования едва ли дойдет. Может, Скадд фигура и влиятельная, но я сомневаюсь…
— А я нет. Я с ним беседовал после проверки. Негодяй определенно ополоумел. Что это за штука такая — постнатальный аборт?
— Не иначе — убийство, — начал проректор, но ректор уже проявил сообразительность, из-за которой его когда-нибудь выпихнут на пенсию:
— Детоубийство. То-то Скадд спрашивал, известно ли мне, что у нас для будущих воспитательниц введен курс по детоубийству. И допытывался, нет ли часом вечерних курсов по эвтаназни для престарелых или практического курса для самоубийц. Есть у нас такие?
— Что-то не слышал.
— Если бы они были, я бы их поручил Уилту. Он меня когда-нибудь доконает.
То же самое мог бы сказать инспектор Флинт из полиции Ипфорда. Теперь по вине Уилта не видать
