— Ну как ты? Цела? — сочувственно спросила Мэвис. Ева кивнула
— Отвези меня домой, — попросила она
На этот раз Мэвис ничего не сказала. Ободрять Еву незачем: она и так полна решимости.
Уж если кто и нуждался в ободрении, то это Уилт. Время поджимало, Глаусхоф спешил. Обычные методы допроса не годились, а прибегать к крутым мерам он не имел права. И Глаусхоф измыслил, на его взгляд, весьма изощренный способ добыть новые показания. Для этого потребовалась помощь миссис Глаусхоф, которой надлежало пустить в ход свои сексуальные чары, перед коими, как подозревал майор, не устоял даже лейтенант Хара Самая же эротичная экипировка представлялась Глаусхофу так: высокие сапоги, пояс с подвязками, бюстгальтер с отверстиями для сосков.
Уилта снова запихнули в машину и отвезли домой к Глаусхофу. Едва Уилт в больничном халате оказался на кровати в форме сердечка, перед ним предстало видение в черных сапогах, поясе с подвязками, красных трусиках и черном бюстгальтере с розовой оторочкой. Открытые части тела отливали загаром, ибо миссис Глаусхоф частенько подвергала себя воздействию кварцевой лампы. И алкоголя: с тех пор как Глауси, как она прежде называла мужа, устроил ей разнос за амурничанье с лейтенантом Харой, миссис Глаусхоф то и дело прикладывалась к бутылке виски. Или даже к флакону Шанели № 5. Впрочем, может быть, она использовала духи по прямому назначению — Уилт не разобрал. Ему было не до того. Он совсем растерялся, когда к нему подвалила пьяная потаскуха и сказала, что ее зовут Мона
— Как?
— Мона, малыш, — мурлыкнула миссис Глаусхоф и, дыхнув ему в лицо перегаром, потрепала по щеке.
— Я вам не малыш!
— Нет, пупсик, ты мне малыш. Слушайся мамочку.
— Вы мне вовсе не мать, — Уилт предпочел бы, чтобы шлюха была его матерью, тогда бы она уже десять лет назад отдала Богу душу.
Рука миссис Глаусхоф скользнула под халат Уилта.
— О черт, — вырвалось у него. Проклятое зелье вновь напомнило о себе.
— Так-то лучше, малыш, — прошептала миссис Глаусхоф, чувствуя, как Уилт весь напрягся. — Ты не робей, я тебя так осчастливю…
— Осчастливлю, — поправил Уилт. В его положении остается тешить себя только знанием правил грамматики. — Если вы думаете, будто… ой!
— Ну что, будешь слушаться мамулю? — спросила миссис Глаусхоф и языком раздвинула ему губы.
Уилт попытался заглянуть ей в глаза, но никак не мог поймать ее взгляд. Ответить он тоже не мог — боялся разжать зубы: змеиный язык миссис Глаусхоф, от которого во рту появился привкус табака и алкоголя, бойко ощупывал его десны, норовя проникнуть глубже. Сгоряча Уилт уже примеривался оттяпать мерзкий язык, но распутница впилась в такую часть его тела, что о последствиях страшно было подумать. И Уилт стал размышлять о более отвлеченных материях. Какого черта на него все шишки валятся? То какой-то полоумный изверг, потрясая револьвером, грозит размазать его мозги по потолку, если Уилт не расскажет ему про бинарные бомбы, а через полчаса он уже лежит на кровати, застеленной покрывалом, и эта похотливая тварь вцепилась ему в причинное место. Чем объяснить этот несусветный бред? Объяснения Уилт найти не успел: миссис Глаусхоф убрала язык.
— Малыш бяка, обижает мамочку, — простонала она и молниеносно куснула его за шею.
— Ну это как сказать, — буркнул. Уилт, клятвенно обещая себе как можно чаще чистить зубы. — Дело в том, что…
Миссис Глаусхоф всей пятерней ухватила его за физиономию и промяукала:
— Розанчик!
— Рофанфик? — с трудом выговорил Уилт.
— Губки у тебя, как розанчик, — миссис Глаусхоф еще сильнее впилась когтями ему в щеки. — Не ротик, а розочка.
— А по вкуфу не похофе. — заметил Уилт и тут же пожалел. Миссис Глаусхоф взгромоздилась на него, и перед самым его носом появился сосок, торчащий из розовых кружев.
— Пососи у мамы сисю.
— Пофла к ферту, — огрызнулся Уилт. Но развить эту мысль ему не удалось. Миссис Глаусхоф навалилась на него грудью, и ее сосок заелозил по его лицу. Уилт начал задыхаться.
За стеной в ванной Глаусхоф тоже задыхался — от бешенства. Он следил за происходящим через полупрозрачное зеркало, которое установил для того. чтобы, лежа в ванной, любоваться, как миссис Глаусхоф надевает наряд его мечты. Глаусхоф уже клял свою хитрую уловку на чем свет стоит. Хитрость называется. Эта шалава совсем совесть потеряла. Патриот Глаусхоф надеялся, что жена просто-напросто вскружит голову русскому шпиону и тем самым тоже выполнит свой патриотический долг. Но трахаться-то с ним зачем? И хуже всего, что обольщала она с явным удовольствием.
Глаусхофу же эта сцена никакого удовольствия не доставляла. Он скрежетал зубами и старался не думать про лейтенанта Хару. Легко сказать — «не думать». А ну как Хара лежал на этой самой кровати и Мона тешила его таким же вот манером? В конце концов Глаусхоф не выдержал, вылетел из ванной в коридор и завопил:
— Ты что же это делаешь, а? Тебе было сказано растормошить стервеца, а ты его возбуждаешь!
— Чего ты бузишь? — удивилась миссис Глаусхоф. поднося к лицу Уилта другую грудь. — Думаешь, я не понимаю, что делаю?
— Я не понимаю, — хрюкнул Уилт. Теперь он мог хоть немного отдышаться.
Миссис Глаусхоф слезла с него и направилась к двери.
— Я думаю, что ты… — начал Глаусхоф.
— Топай отсюда! — взвизгнула миссис Глаусхоф. — Этот парень на меня уже конец навострил!
— Да уж вижу, — проворчал Глаусхоф. — Растормошила, нечего сказать. Дура набитая.
Миссис Глаусхоф стащила сапог.
— Ах, дура? — заголосила она и с завидной меткостью швырнула сапог в голову мужа. — Чтоб меня еще всякий хрыч недоделанный дурой обзывал? Да у тебя же встает, только когда я расхаживаю в этих сапогах, как нацист какой-нибудь, — в дверь полетел второй сапог. — Пока не разоденусь, как Гитлер, ты и на мужика не похож. Смотреть противно. А у этого парня хрен, по сравнению с твоим, — прямо как монумент Вашингтону.
— При чем тут мой хрен? Пойми ты: это коммунист, шпион! Опасный тип!
— Ишь ты, — хмыкнула миссис Глаусхоф и сняла бюстгальтер. — Опасный, говоришь?
— Неправда, я не опасный, — возразил Уилт, потихоньку сползая с кровати. Между тем миссис Глаусхоф, пошатываясь, стягивала с себя пояс.
— Предупреждаю, ты влипнешь в историю, — взывал Глаусхоф. Он отступил подальше от двери, чтобы супруга еще чем-нибудь его не зашибла.
— Уже влипла! — рявкнула миссис Глаусхоф, захлопнула дверь и заперла на ключ. Уилт и ахнуть не успел. как она выбросила ключ в окно и двинулась на него.
— Ну, Красная площадь, вот и я.
— Я не Красная площадь! Почему все думают, будто…
Но миссис Глаусхоф не думала — она действовала С неожиданной ловкостью она повалила Уилта на кровать и, встав рядом на колени, склонилась над ним.
— Ну малышик, ну что ты, как не родной? — простонала она Что должно было за этим последовать, Уилт догадался без труда. И он на деле доказал, что Глаусхоф не зря назвал его опасным типом: ошалев от ужаса, Уилт укусил настырную майоршу за ляжку.
Глаусхоф у себя в ванной одобрительно крякнул.
— Отменить свои приказы? Отменить свои приказы? — от удивления генерал Бельмонт понизил голос на несколько децибелл. — На территорию базы проникает вражеский агент, возникает угроза диверсионного акта, а вы требуете, чтобы я отменил свои приказы?
