Дрожали листья, как мембраныДо нервов оголенных чувств.Я пробовала воздух раннийНа запах, ощупь и на вкус.

Все это было бы совершенно необъяснимо, если б не древние греки. Я удивляюсь на них, как они похожи на женщин, до каких глубин тут дошли. Чего стоит один Демокрит с его атомами-пуговками и якорьками. И читать их приходится, как женщин – в переложениях других людей.

Так вот. Когда Анаксагора спросили, для чего лучше родиться, чем не родиться, он ответил: «Чтоб созерцать космос». Лучшего кино для них не было. И оно было звуковое! Вот в чем все дело. Греки представляли пространство в виде сгущений и разрежений, и эти сгущения можно было понюхать, тронуть пальцем. А если их закрепить – на туго завинчивающиеся колышки, как нервы Анны Карениной – они издавали звук. Музыка небесных сфер – так греки называли все это. И они слушали эту музыку.

А если учесть, что струны кифары они делали из туго скрученных овечьих кишок – то становится понятной и тяга к козлам Иры Козловой, и всегда смущавшая меня связь бляди с англ. bleat – блеянием.

И – граждане ареопагиты! Я нашел то слово, которое нужно. И где я его нашел? В английском языке. Вот ведь какое дело.

Путь моих мыслей был такой:

Реки и греки были голые.

Камасутра.

Звук «сит» происходит от боли.

Жаль того, кто делает больно.

Кто порхает как бабочка и жалит как оса.

Это сказал Мохаммед Али.

Мы отвергли магометанство, а вместе с мечетями – мечту, т.е. блян.

Мы отвергли, потому что «Руси есть веселие пити».

И вот я вспомнил магистерскую диссертацию Эйнджи Сидоров, параграф On the Toilet, где вместо «нагая и жалкая» стоит: naked and pitiful. Вот же оно, это слово! Pity.

И мало того: я нашел нужный тон!

«…Какой-то тихий, шепчущий голос, неумолкаемо в такт твердивший: «И пити-пити-пити» и потом «и ти-ти» и опять «и пити-пити-пити» и опять «и ти-ти»…»

Именно после этого Наташа явилась князю Андрею.

Мы думаем, что это морзянка из космоса; но тут все дело в тоне. При чистом тоне, в американской аппаратуре, получаем чистое … – – – … «спасите наши души» – SOS; в нашей аппаратуре – при модуляции – «и пити-пити-пити» означает «е-н-н-н»; а если «и-ти-ти» – «с» – «слово» – указание на то, чтоб буквы понимать как слова, то «е-н-н-н» означает «есть наш, наш, наш».

Так что же получается? Бляди Америка не нужна. Ей нужны границы как таковые. Ей нужно вырваться на свободу – но не в этом мире, а совсем в другом. Ей нужно быть натянутой, чтоб издать звук, т.е. последовательность воздушных сгущений и разрежений.

Ветер волосы крутит, пытаясь выжать.Ветер голос мой давит в крик.И ломает так, что уже не выжить, —

вот что ей нужно. Однако же —

Дом наш гол, похмелен и дик.

Рано или поздно она поймет, что в том доме, нежном, заполненном сгущенкой, она, как отвязанная от гитары струна.

Наш дом плохой – но и тот тоже не в жилу.

Невольно возникает мысль, что помимо утраты носовых большой вред пониманию нанесло также падение редуцированных. И может быть, если бы между «б» и «л» что-то было и если бы вместо «пить» было «пити», это и был бы другой мир. Где все всё понимают как надо. Т.е., может быть, не совсем одинаково, но это всем всё равно.

Где Вронского не ненавидят, а поют ему «Черный ворон». А потом садятся на коней и вместе с белыми едут при серебристой луне. Потом все вместе вповалку ложатся: Анки, Петьки, Наташки, Сережки, Василии Иванычи, Ира Козлова, Ленька Кмит…

И если кто-нибудь увидит блядь в объятиях Анатоля, он только скажет: «Толян! Блядь…» И пойдет на озеро слов за водою. И, препоясавшись, вымоет ему обе ноги.

А слыша: «Катись!» – покатится со светлыми чувствами.

Эх вы, сани, сани! Конь ты мой буланый!Где-то на поляне клен танцует пьяный.Мы к нему подъедем, спросим: что такое?И станцуем вместе под тальянку трое.

И флаг пусть будет трехцветный. Только не теперешний российский. Лучше, как у Милана Кундеры. Еще лучше у Франции: синь – блядь – красота. «Какая глубина, какая смелость и какая стройность!» То же самое у Голландии, только в горизонтальном положении. А еще лучше вот как:[13] Красота есть соответствие между внешним и внутренним – поэтому красный должен быть в середине. Синий и белый есть несоответствие – но с противоположных сторон.

Синему нужна твердь – он у древка. Синий с красным и четвероугольный – Пьер Безухов. А белый – Наташа Ростова. Синий, красный, белый. Не просто символизм, а по Гегелю: символизм – классицизм – романтизм. Дух ищет воплощения – воплощается – выходит за пределы плоти.

Вот такой флаг. И пусть его треплет ветер. Т.е. Господь. Ведь в Библии сказано, что он за легкое поведение (3 Цар., 12): «После землетрясения огонь; но не в огне Господь. После огня веяние тихого ветра».

10.

«Я чувствую сильную склонность начать эту главу самым нелепым образом и не намерен ставить препятствий своей фантазии. Вот почему я поступаю так:

Если бы в человеческую грудь вправлено было стекло, согласно предложению лукавого критика Мома, – то отсюда, несомненно, вытекло бы, во-первых, то нелепое следствие, – что даже самые мудрые и самые важные из нас должны были бы до конца жизни платить той или иной монетой оконный сбор».

Л. Стерн

Женщина не понимает слов. А для нас что самое непонятное в женщине легкого поведения? Отсутствие видимых колебаний. Баланс любви предполагает блядь фр. balancante – колеблющуюся; между тем только еще пришли в театр, только что сели в ложу, а Наташа уже готова lie down – лечь в постель:

«Наташа смотрела на толстую Georges, но ничего не слышала, не видела и не понимала ничего из того, что делалось перед нею; она только чувствовала себя вполне безвозвратно в том странном, безумном мире, столь далеком от прежнего, в том мире, в котором нельзя было знать, что хорошо, что дурно, что разумно, что безумно. Позади ее сидел Анатоль…»

Я могу предположить следующие объяснения дела.

Г. Темный учит: «Путь вверх и вниз одно». То, что для нас – вниз, для Америки – вверх, и наоборот. Все, что нам кажется падением, там может быть взлетом. Я уже давно это понял. Так, может быть, снятие пояса – воля – «все позволено» (англ. let; фр. laiss; нем. lass; русск. леть) для женщины значит – можно лететь? [14]

Когда «блядь» значило «ересь», и взлет как таковой вызывал осуждение. Но проанализируем патриаршую грамоту 1636 г.:

«Вместо духовного торжества и веселия жители предаются играм и кощунам бесовским, сзывают по улицам медведчиков и скоморохов, приказывают им на торжищах и распутиях сатанинские игры творити и в бубны бити и в сурны ревети и руками плескати и плясати и иная неподобная деяти».

Как видим, Церковь осуждала не полет как таковой – а разные нелепые способы, профанирующие идею воздухоплавания. Например, бестолковое плескание руками (фр. les bras ballants), которое из-за Майи Плисецкой (слава Богу, хоть она эмигрировала) дискредитировало и лебядь.

С появлением авиации, когда взлет приобрел торжественность, всякое осуждение его было снято.

Вспомним, как хотела лететь Наташа Ростова:

«Так бы вот села на корточки, вот так, подхватила бы себя под коленки – туже, как можно туже, натужиться надо, – и полетела бы. Вот так!»

Она и не собиралась махать руками.

Она хотела лететь за счет какой-то завернутости, как у спиральной галактики

Вы читаете Клопы (сборник)
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату