воображением картину счастия с ним и вместе с тем, разгораясь от волнения, представила себе все подробности своего вчерашнего свидания с Анатолем.
«Отчего же бы это не могло быть вместе?» – иногда, в совершенном затмении, думала она».
Выступающая при этом на лице краска стыда (англ. blush) считается следствием унижения:
«Наташа оглянулась на Элен, потом, красная и дрожащая…»
Но что, если это и есть разгорание костра из искры? Костра, который объединяет. Писал же француз Жюль Ренар:
«Когда вы краснеете, приятно и грустно смотреть на вас, как на пылающие поленья».
Да и может ли разъединять блядь? «Мрак разделяет, свет объединяет, – говорит Дионисий, – …все сущее она, подобно свету, озаряет излияниями своих глубинных, созидающих красоту лучей, как бы призывая к себе все сущее».
А может, возразит кто-нибудь, блядь заляпана грязью? «Не оскверняй плоть свою срамными деяниями и не пачкай душу лукавыми помыслами, – говорит Максим Исповедник, – и мир Божий снизойдет на тебя», – и в этом все дело?
Слова Исповедника, отвечу я, надо понимать подругому: «
Брат, взявший вправо, избегнул гибели:
«И не успел еще Ростов разглядеть что-то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что-то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха<… >
Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке».
Избегнул гибели и Аввакум Петров:
«И на пути он же наскочил на меня паки со двемя пистольми и запалил ис пистоли. И Божиим мановением на полке порох пыхнул, а пистоль не стрелила. Он же бросил ея на землю и из другия запалил паки. Божия же воля так же учинила: пистоль и та стрелила… Он меня лает, а я ему говорю: «Благодать во устнех твоих, Иван Родионович, да будет».
Гибнет Наташа:
«Какой-то инстинкт говорил ей, что хотя все это и правда и хотя ничего не было, – инстинкт говорил ей, что вся прежняя
И гибнет брат Петр:
«Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того, чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свете костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю…»
Почему в одном случае в человека дважды стреляют в упор, и он остается жив, а в другом случае в него вообще не стреляют, а он гибнет? Вы думаете, все дело в партнере? – нет, все дело в степени открытости (= девственности = распущенности = незащищенности). Просто надо быть искрой на лету, и всякое зло обратится в благо – падение, грязь, лай – и заодно уж и сладострастие, про которое я даже забыл совсем:
«Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что-нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него». Почему Денисов плачет, как блядь? Потому, что ему сладко. Пенелопа, как помним, тоже наслаждалась слезами, перебирая вещи Одиссея.
Понял ли сестру брат Петр? Нет, он ее смертью очистил, но ничего не понял. Начал понимать князь Андрей:
«Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между ним и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшие на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удержаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями…»
Любовными слезами – над заблуждениями!
«… вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно…»
Казалось бы, ничего не поздно: князь Андрей умирает, но мы-то живы. Его опыт для кого-то и в самом деле может иметь громадное значение. Ведь он понял Наташу, понял ее всю: не одну только прелесть, но и душу, стыд, раскаяние, жестокость своего отказа. Беда только в том, что, по-моему, Наташа уже не блядь.
8.
«Та собака давно околела,
Но в ту ж масть, что с отливом в синь,
С лаем ливисто ошалелым
Меня встрел молодой ее сын».
«Сейчас мы поглядим, какой это Сухов».
Граждане ареопагиты! Настало время поговорить о синонимах. Что такое «отлив в синь»?
Понятно, что «синь» – знак (фр. signe). Но что он означает? «Блядь» и «синь» – синонимы или антонимы? Вопрос очень серьезный. И дело тут не в номинализме.
«Разрешите мне, старому писателю, сказать, что литература по происхождению своему противоформалистична, – писал В. Шкловский. – Она сдвигает знак с места и говорит: это то, да не то». Вопрос так стоит: разделение или соединение.
Моя малая родина, Вологодчина, чуть было не отделилась от большой – России. Первым моим порывом было – поддержать: так, ей-богу, иногда хочется отделиться!
Но, если смотреть трезво, нельзя не видеть, что как раз тут надо быть очень внимательным. Тут руль надо держать крепко, отслеживать все знаки и чуть что – жать на тормоз.
С князем Андреем случилось то, что я бы назвал синдромом Есенина. Он любил девушку в белом, а потом стал любить в голубом. Но в отличие от Есенина этого даже и не заметил.
Казалось бы, какая разница. Синь и блядь легко перепутать; во многих языках они даже созвучны (фр. bleu, англ. blue, польск. blekit и т.п.). У них общее происхождение – от носовых. Синь, собственно, сестра бляди (soeur, sister, schwester). Младшая, т.к. появилась после отделения неба. Это следует из правила общей судьбы; ср.: sink – тонуть, sheen – сияние, shift – изменение, silly – глупая, slip – промах.
На первый взгляд, синь даже красивее бляди. У бляди глаза блестят, у сини сияют. Блядь мечется, синь стремится на небо. Синь поет как сирена. У сини качели лучше: balancoire – небылица, swing – стиль джаза. И т.д. и т.п.
Но дело вот в чем. Помимо данной, конкретной красоты есть еще красота вообще. Сократ первым это заметил; не зря А. Ф. Лосев назвал его трезвым среди пьяных. Я утверждаю, что и помимо данной, конкретной бляди есть еще вообще блядь. В мировом масштабе. Со мной согласится всякий, кто не спал ночью. А что есть в сини, кроме сини?
Не будем обольщаться, что фр. cygne – лебедь. Тогда было бы «кинь»: кому это знать, как не космическому поколению.
– Циники вы все, – говорила нам учительница литературы. Киники – это те, кто кинетическую энергию предпочитает потенциальной. Для кого кино – «единственное утешение в жизни» («Собачье сердце»). Кто живет, как собака, т.е. сходит с ума по луне, поет от растяжения мехов гармони, все время что-то ищет и плохо видит, но носом чует чужого.
Есенин сам был киником, когда писал:
А потом перестал понимать лай, и качание