аэроразведки, с двумя сиденьями — одно за другим. Отличный аппарат! Я спросил его, конечно, не о том, где он раздобыл самолет, а что он собирается с ним делать.
Рассмеявшись, тот ответил:
— Я еще не знаю. Но мы могли бы быть партнерами.
— В чем?
— Неважно, что мы будем делать, лишь бы это нам нравилось и приносило какие-то бабки.
— О'кей, давай посмотрим.
Обаятельная венгерка, не строившая иллюзий по поводу продления контрактов с нами, пожелала удачи. И тогда начался самый необычный и сумасшедший месяц в моей жизни.
О-о, эта огромная бабочка — что только мы с ней не вытворяли!
Каротт был настоящим асом. Во время войны он вывозил французских агентов из Англии, высаживал их ночью на полях, охраняемых участниками Сопротивления, а других доставлял в Лондон. Часто садился только по факелам, которые держали люди, ожидавшие его. Был невероятно дерзок и любил деньги. Однажды, без единого предупреждения, сделал такой крутой вираж, что я чуть не потерял штаны. И все это только для того, чтобы напугать толстуху, которая спокойно занималась своим делом в саду, открыв свой зад всем ветрам.
Я так любил эту машину и наши полеты, что, когда у нас не стало денег на горючее, я выдал блестящую идею сделаться воздушными торговцами.
Впервые в своей жизни я руководил кем-то. Звали его Кориа. Ему принадлежал магазин женской и мужской одежды «Альмасен Рио». Он занимался бизнесом вместе со своим братом. Кориа был евреем, хорошо говорящим по-французски, среднего роста, темноволосым, с хорошими мозгами. Торговля шла бойко, и он делал приличные деньги. В отделе для женщин у него продавались новые и модные платья из Парижа. Поэтому у меня был выбор самых разнообразных товаров, пользующихся спросом. Я уговорил его дать мне какое-то количество блузок, брюк и платьев, чтобы продать их. Все это стоило больших денег, а моя идея состояла в том, чтобы продавать товар в глухих углах страны.
Мы отправлялись туда, куда нам хотелось, и возвращались, когда это нас устраивало. Но вырученных денег оказывалось недостаточно для покрытия наших расходов, а доля Кориа тратилась на бензин. Для него ничего не оставалось.
Нашими лучшими покупательницами были проститутки, и, конечно, мы никогда не упускали случая зайти в бордель. Товар, разложенный на обеденном столе, был для них большим искушением — ослепительные блузы, самые последние модели брюк, шелковые шарфы, цветные юбки. И я начинал фейерверк своего красноречия:
— А теперь послушайте, дамы, что я скажу. Для вас все это — не бесполезная роскошь. Могу сказать даже больше: для вас это — рабочая одежда, потому что, чем более вы привлекательны, тем больше толпящихся клиентов вокруг. И не стоит экономить на одежде. Учтите — любые хорошо одетые девушки будут для вас очень опасными конкурентками. — И так далее…
Некоторые хозяйки борделей не слишком-то были расположены помогать нашему делу; им не нравилось, что деньги уходят в другие карманы. Многие из них сами продавали «профессиональную экипировку» своим девочкам, иногда в кредит. Мегеры хотели монополизировать этот доход.
Мы часто летали в Пуэрто-ла-Крус, потому что в Барселоне, городке неподалеку, был хороший аэродром. Самый лучший, высококлассный бордель содержал шестьдесят женщин. Правда, его хозяин, панамец, был отвратительным типом, вульгарным, с претензиями и упрямым. При очаровательной жене-венесуэлке главенствовал во всем он. Не позволял даже раскрыть наши чемоданы для беглого Осмотра, уж не говоря о том, чтобы разложить товары на столе.
Но как-то он дошел до того, что уволил одну девушку только за то, что она купила шарф, который я до этого носил на шее. Спор принял угрожающий характер, дежуривший полицейский приказал нам убираться и никогда больше не возвращаться туда.
— О'кей, жирный мешок дерьма, — сказал Каротт. — Мы не вернемся по земле, но прилетим по воздуху. И ты не сможешь нам помешать в этом.
В чем именно заключалась угроза, я понял только на следующее утро, когда на рассвете мы взлетели из Барселоны и он сказал мне по внутренней связи:
— Сейчас мы поприветствуем панамца. Не бойся и крепче держись.
— Что ты собрался делать?
Он не ответил. Когда показался в поле нашего зрения бордель, самолет сначала поднялся повыше, а затем спикировал на него на полной скорости, промчался над кабелем высокого напряжения и проревел над крышей из рифленого железа, почти касаясь ее. Несколько листов железа слетело, обнажив комнаты с кроватями и людьми на них. Мы сделали вираж, взмыли вверх и вернулись назад, взяв чуть выше, чтобы рассмотреть всю картину. Я никогда не видел более комичного зрелища, чем эти обнаженные женщины и их голые клиенты, в бешенстве повскакавшие в своих коробках без крышек, яростно потрясающие кулаками в сторону самолета, который так резко прервал их игры или обессиленный сон. Мы с Кароттом хохотали чуть не до тошноты. Позже я встретил одну из девушек, которая обладала достаточным чувством юмора, чтобы посмеяться вместе с нами. Очевидно, там было полно разрушений, и выведенный из себя панамский жирный мешок лично приворачивал сорвавшиеся листы болтами во всех женских комнатах.
Каротта и меня очень тянуло на природу, и мы часто вылетали просто на поиски красивых мест. Вот таким образом нам и повстречалось одно из настоящих чудес света — Лос-Рокес. Это был архипелаг из более чем трехсот шестидесяти островов на расстоянии около двухсот километров от берега, собранных в овал с как бы огромным озером в центре. Острова представляют собой барьер для океанских волн, и «озеро» почти всегда спокойно, его бледно-зеленая вода настолько чиста, что можно видеть дно на глубине двадцати метров. К сожалению, в те дни там еще не было взлетно-посадочной полосы, и мы пролетали раз десять вдоль и поперек всего скопления островов, прежде чем наткнулись на подходящий для посадки участок суши где-то в двадцати милях к западу. Это был остров Лас-Авес.
Каротт был действительно превосходным летчиком. Я видел, как он садился на наклонный, покатый пляж, одним крылом касаясь песка, а другим — моря. Остров оправдывал свое название — пернатых там была тьма. Они были с серыми перьями, а у молодняка оперение было белым. Это были бобо — довольно- таки малосообразительные и доверчивые птицы. Мы испытали там невероятные ощущения! Мы были только одни, совсем нагие, на острове, плоском, как блин, окруженные со всех сторон птицами, прежде никогда не
