постарайся! — Поздновато уже стараться… — промурчала я, обнимая мужа. — Раньше надо было думать. А теперь — кто будет, тот и будет. Или — та. Жаль, нет у вас тут ультразвуковых исследований. Давно бы уже знали, кого ждем.
— Неужто у вас даже такое можно — заранее знать?
— Не только знать, но с самого начала сделать так, как хочется. Мы бы с тобой сразу, по твоему желанию, заказали бы сына. Тоже непросто, но можно. А теперь — мучайся, дорогой супруг! Зато подле меня будешь, а не в далеком опасном походе — спасибо великому князю и его хитромудрому советчику!
— Вот только не знаю, найдет ли Зиновий пара? Конечно, он горяч и жаждет встречи с Морфеем, но…
— Но зато совершенно не опасен для Траханиотова. Кто из князей пойдет за безгривенным? Хоть его князем и объявили…
— А я в следующий раз пойду на Великий собор? — спросил, входя, Яков. И застыл на пороге как вкопанный. — Ой, а вы опять обнимаетесь?
— А я разве не учила тебя стучать об шатерную распорку, когда хочешь войти? — укоризненно покачала я головой.
— Пока что все соборы отменяются, — сообщил Михаил князю Окинфову. — Завтра едем в Кравенцы. А ты — в Угнань! Княжить пора! Сколько можно без дела прохлаждаться?
— Я один в Угнань не поеду, — тут же заявил Яков. — Я боюсь. И править не буду!
— Это угроза? — засмеялся Михаил. — Ладно. Придется нам с княгиней прокатиться еще и к тебе в гости. Но только уговор— чтоб принимал нас там по-княжески!
— Да как же я вас принимать буду, если я и княжить-то страшусь? — озадаченно захлопал глазами угнанский господин.
— А это уж твое дело, — с показным равнодушием сообщил Михаил. — Наша забота — тебя туда доставить, твоя же — нас как следует там принять!
Вот теперь мне действительно стало не очень легко передвигаться. И все время тянуло прилечь да поспать.
День был тихий и прозрачный, утренний морозец почти отпустил. Кутаясь в уютную песиову шубу, я грелась на солнышке, чуть покачиваясь в дорожном гамаке.
Гамак был устлан медвежьей шкурой. Меня разморило.
— Успеть бы нам в Киршаг до того, как ты разрешишься от бремени, — озабоченно сказал Михаил, — Уж очень подза-держались мы — и в Угнани, и в Шагирове. Да и у Оболыж-ского, в деревеньке твоих лесных антов, зря столько времени провели. Раньше надо было выезжать.
— А по моим расчетам — все нормально! — безмятежно сообщила я.
Покачивание гамака убаюкивало, сухое поскрипывание голых, безлистных ветвей над головой успокаивало.
Михаил же следил за амплитудой раскачиваний с нарастающей тревогой.
— Бокша! — негромко, но строго позвал он. И когда тот явился пред ясные княжеские очи, спросил: — Ты веревки для люльки княгининой сам привязывал?
— А то! — степенно ответил Бокша.
— Проверил — крепко? — не унимался Михаил.
— Отпустить! человека, — попросила я. — Все он проверил, ничего со мной не случится. Это я должна всего бояться перед родами, а не ты.
— Я разве боюсь, — удивленно повел подбородком мой супруг. — Это только лишь разумная осторожность. Необходимая.
— Разумник ты мой, — умилилась я. — Ну иди ко мне, вместе покачаемся.
— А вот этого и не стоит, — вздохнул супруг, поднимаясь с чистого, выбеленного ветрами и дождями бескорого пенечка. — Лучше давай-ка, радость моя, я тебя в карету отнесу. Там и поспишь.
Но выполнить свое намерение не успел. Из-за поворота дороги галопом, со страшным гиканьем вылетел всадник.
Наши головы с тревогой повернулись к нему.
Шапка набекрень, в руке — плетка. С хорошими известиями так коней, увы, не пришпоривают…
Взметнув облачко льдистой пыли и почти подняв коня на дыбы, всадник спрыгнул с седла. Упал перед Михаилом на колени, протянул свиток с донесением. t — Убит? — охнула я, неповоротливо вылезая из гамака.
Мысли гонца были заняты только этим.
— Ого! Даже отравлен?
— Кто? — обернулся Михаил.
Он еще не успел развернуть свиток и прочесть страшные новости.
— Великий князь. Петр Тихонович, — печально просветила я его.
Михаил уткнулся в бумагу. Лицо его все более суровело.
— Да, — наконец произнес он, подтверждая мою правоту. И повторил задумчиво: — Да… ч
Затем посмотрел в растерянности на меня и сказал удивленно: — Но я же не могу бросить тебя одну посреди дороги!
Я взяла из его рук свиток, быстро пробежала глазами.
Вот оно что! Зиновий Константинович Фелинский просил и умолял князя Михаила Никитовича Квасурова срочно, как можно быстрее прибыть в Кевроль, в ставку Великого собора. Ибо после злодейского отравления неизвестными лицами предводителя Великого собора князя Траханиотова в оном соборе и вокруг него творятся лихие дела. Вкруг города Кевроля откуда ни возьмись явилось несколько полков, верных беглому цару. И, говорят, цар при них по-прежнему наущаем волхвами. Сколько тех полков и какова сила их — точно установить не удалось. И во многом сем вина нового предводителя Великого собора — князя Дмоховского, провозглашенного незначительным числом князей, кои находятся сейчас в Кевроле. Вина же князя Дмоховского вот какая: не желая оборонять княжеский город бывшего предводителя, князь Иван замыслил перенести ставку в собственное княжество — в город Скарбница. Но отдачу городов и княжеств без боя Зиновий Фелинский почитает поступком не только бесчестным, но и опасным. Ведь то на самом деле будет не перенос ставки, а бегство. А бегущие полки — даже такой хороший, как Сыскной полк, где он, Зиновий Фелинский, поставлен первым воеводою, — легкая добыча для неприятеля. Но сего Дмоховский понять не хочет и грозит, что в случае неповиновения со стороны Зиновия отстранит его от командования Сыскным полком и предаст поношению как человека ненадежного и небо гол юбивого Со своей же стороны Зиновий может сделать единственное — разослать гонцов всем князьям Великого собора с просьбой немедленно прибыть в Кевроль. Что он и делает. Но князю Михаилу челом бьет и молит о неотлагательном приезде. Ибо пока все соберутся, может быть поздно. А на Михаила он. Зиновий Фелинский, надеется как ни на кого и знает, что только тот сможет обернуть дело ко всеобщей пользе. За сим Зиновий кланяется княгине Наталье. Все.
— А ведь ехать надо, — вздохнула я. — И немедля. Если Кевроль сдать — Зиновий тут совершенно прав, — завтра уже и в Кравениовском княжестве будут царовы полки. Тогда уж ничего не спасет.
Михаил стоял, молча глядя на меня.
— Сколько отсюда до Киршага осталось? — спросила я, трогая расшитый рукав его походного тулупчика.
— Два дня пути, — с трудом разлепляя губы, проговорил Михаил.
И голос у него был высокий и злой — такого я еще не слышала.
— Ну вот, — успокаивающе погладила я его по плечу. — Через два дня я буду в неприступном Киршагском кремле — сидеть у окошка и, как верная жена, ждать мужа с победой.
Михаил еще помолчал и яростно тряхнул головой: — Значит, через два дня и мне придется скакать в Кевроль. Я тебя не брошу!
— Не забывай: два дня до Киршага и два дня от него. Итого ты потеряешь дополнительно еще четыре дня. А может быть, как раз за эти четыре дня все и решится. Не про такие ли моменты сказано: «Промедление смерти подобно»?
