объяснил Михаил, стоя у входа. — Между вашими гривнами возникло какое-то сродство.
— И что нам это даст? — восхитилась я. — Никогда еще не была в роли крестной матери!
— А кто его знает… — неопределенно пожал плечами Михаил. — С гривнами всегда все непросто. Может, как-нибудь проявится. Может, и нет. Лучше скажи: ты теперь только крестных детей целуешь или и мужу что-нибудь достанется?
— Достанется, обязательно! — заверила я, бросаясь налего с объятиями.
— Ух ты! — вздрогнул он.
— Что случилось? — отстранилась я.
— Горячая, — указывая на Филуману, сообщил Михаил. И мы вдвоем расхохотались.
— А почему она горячая? — спросил Яков, с интересом глядя на нас.
Он почти совпал по фазе с реальным миром. Если не обращать внимания на то, что ответ на этот вопрос уже прозвучал несколько минут назад.
Когда же мы с Михаилом прервали наш продолжительный поцелуй, Яков со вздохом сообщил: — А гривны князей Фелинских нет в Вышеграде.
— И откуда он это может знать? — раздраженно пробурчал Зиновий, входя в шатер вслед за Михаилом.
— Сам спроси, — предложил тот, указывая на Якова, который настороженно глядел снизу вверх на вошедших.
Зиновий заметил на шее у новоявленного князя Окинфова гривну, едва не заскрипел зубами от ярости, но усилием воли взял себя в руки и почти ровным голосом задал ему свой вопрос: — Ну и откуда знаешь?
— Я тебя расстроил? — горько вздохнул Яков.
— Ты его еще не расстроил, — заметила я Якову. — Ведь ты еще не ответил на его вопрос, а значит, он и не успел расстроиться.
Дело в том, что Яков своими репликами несколько предвосхищал события, пытаясь обсуждать то, что еще даже им самим не было произнесено. Это тоже затрудняло общение — как и его предыдущая медлительность, но я надеялась, что постепенно он войдет в нормальный ритм, вполне соответствующий скорости окружающего мира.
Яков внимательно посмотрел на меня и кивнул Повернулся к Зиновию.
— Я не знаю, откуда я знаю. Но я это знаю, — сообщил он доброжелательно. И вновь обернулся ко мне: — Теперь я ответил на его вопрос, и он успел расстроиться?
— Успел, — буркнул Фелинский. — Тогда, может, хоть знаешь, где она?
— Ее могли взять те волхвы, которые ушли из Вышеграда вместе с царом, — мягко, успокаивающе дополнил Яков.
— Это второе его предположение о нынешнем местопребывании Корсеки, — пояснила я.
— А первое было какое? — недовольно скривился Зиновий.
— Первое, и самое вероятное, он сейчас скажет. Но, боюсь, оно тебе понравится еще меньше, чем второе.
— Гривна ваша, верно, была испорчена. Как следует испорчена, — невинно хлопая рыжими ресницами, выложил наш пророк. — Поэтому успела уже проржаветь. И даже распалась в пыль.
Зиновий уже открыл рот, чтобы крепким словом приложить такого пророка вместе с его пророчествами, но, встретив мой пристальный взгляд, спохватился. Впрочем, я и так знала все, что он собирался сказать.
— Да, это неприятный и совершенно неподходящий вариант, — согласилась я. — Но сейчас волхвы вместе с нечистью очень стараются взять верх. Вернуть историю на пять столетий назад. В ту пору, когда ваши предки еще не имели поддержки гривен. Так что… — Я развела руками.
— Но этого просто не может быть! — возмущенно сжал кулаки Зиновий. — Ибо какой же я тогда князь — без гривны-то?
— Значит, о плохом и думать не надо! — бодро сказал Михаил. — О совсем плохом. А надо думать, что гривна твоя — у цара. А это уже лучше, чем бесполезное копание на пепелище. Так ведь? Ты князь. Тебе надо вернуть свое добро. Значит, что надо делать?
Зиновий подумал: — Снарядить мою дружину в погоню за даром? И самому стать во главе ее?
— Вот это — уже толково! — одобрил Михаил, — Только по такому случаю не грех бы посоветоваться с великим князем Петром. Ему твое желание тоже будет интересно. А то что-то в нашей Соборной рати неладно стало. Война не окончена, а князья-воеводы ухе поговаривают, что должно-де по вотчинам разъезжаться — заботы-де у них неотложные, совсем, мол, заждались их вотчины и уделы! При этом пар где-то ездит и воду мутит, как и раньше. Ему и дела нет, что Великий собор объявил его татем и изменником. Да и та часть князей, которая была в его ополчении, разбежавшись, может снова сбежаться. Особенно прослышав об угрозах отлучения от княжения, которыми всех пугает князь Дмоховский. Вот и снова под даровой рукой полки окажутся немалые… А мы между тем по княжествам своим попрячемся?
Я вернулась с заседания Великого собора с головной болью. Говорено было много, но бестолково и не по делу.
Все-таки пять столетий тишины разбаловали господ князей и лыцаров. Мало кто озабочен был тем, как довести войну до конца. Большинство же князей оказались вполне удовлетворены тем, что совершено, и желали теперь с почетом вернуться по домам, чтоб там рассказывать восхищенным чадам и домочадцам о своих ратных доблестях.
— Ну все ж таки хоть некоторые решения были приняты! — успокаивал меня Михаил. — И полк для поимки беглого татя-дара определен, и учреждено Но во-Вышеградское княжество, и даже Великие послы назначены для объявления князьям, бывшим царским ополченцам, указов соборных о покаянии и епитимье. Чем не знак примирения? Чтоб те перестали наконец страшиться Великого собора да не вернулись вновь под знамена царовы!
Я вздохнула, соглашаясь: — Ты прав. Будем находить во всем положительные стороны. Я, например, самой хорошей стороной считаю, что великий князь испугался тебя как второго претендента на руководство Великим собором.
Михаил удивленно вскинулся, но я устало махнула рукой: — Испугался, испугался! От меня-то он свои мысли скрыть не мог! Почему, думаешь, он не поддержал князя Ондрея, когда тот предложил именно тебя в первые воеводы полка, который отряжается на поиски цара? Да потому что Сыскной полк — это, по сути, единственная реальная сила. И тот, кто стоит во главе этой силы, на самом деле и может диктовать волю остальным. В том числе и великому князю, предводителю собора. И если б ты стал первым воеводой Сыскного полка, то с твоим авторитетом — ну, с твоим влиянием, уважением к тебе других князей… Да еще с такой женкой, от которой неизвестно чего ждать… В общем, сдрейфил Траханиотов. Да еще верный лыцар Лукьян Стрешнев, весьма умудренный в таких вопросах, нашептывал ему постоянно против тебя. Не заметил? Лукьян почти у ног Траханиотова сидел — справа от великокняжеского трона. И шептал, шептал…
— А я — то, простая душа, решил, что Петр и впрямь по-отечески обо мне позаботился. Отпуск дал в удельное княжество. Как там он пошутить изволил? «Для радостей с молодой женой»?
— И хорошо. Вот и радуйся. Поедем в Сурож, отдохнем от кочевой жизни в шагировском имении…
— Солнышко мое, — озабоченно сказал Михаил, прикасаясь губами к моему носику, — Мне бы надобно сначала в Кравенцах показаться. А то и впрямь забудут там, что есть у них князь такой — Михаил…
— В Кравенцы так в Кравенцы, — согласилась я, — А потом уж в Шагирово — А после — в Киршаг.
— Что-то больно сложен маршрут получается! В Киршаг-то зачем? —…
— Ну как ты не понимаешь… — замялся Михаил. — Мой сын — новая ветвь на родовом древе князей Квасуровых… Он обязательно должен там родиться. Там наше княжеское гнездо, там все Квасуровы на свет появлялись. — А почему бы не родиться девочке? — Мальчик, только мальчик! Если любишь меня, то уж
