княгини Шагировой!
Отдельного восславления заслуживает та своевременность, с которой гений княгини обеспечил восстановление двигательной функции ее телесности. Поскольку именно в это время к ней из страшной темноты протянулась та длань, коея и ранее указывала…
Нет, не так.
…направляла…
И это не вполне уместное слово — ибо кто может направлять великую княгиню, кроме нее самой?
…коея, по мере сил своих (не забыть добавить — слабых сил своих), оказывала некоторую помощь княгине в определении пути ея…
Вот это уже лучше!
Итак, помоляся перед сим важнейшим делом, направив мысли свои на благочестивое размышление, начнем же неспешную поэму о великом и необычайнейшем путешествии знаменитой и прославленной во всех веках и народностях светлой княгини Шагировой по непроходимой хляби…
Стоп, что это я мелю?
Вокруг по-прежнему не было видно ни зги, но я поняла, что мы с моим проводником выбрались из песчаных недр на воздух.
Неумолчный шелест песчинок исчез. Я смогла подняться с карачек, выпрямиться во весь рост. И даже дышать стало совсем легко.
Проведя рукой по лицу, я убедилась, что никакая защитная пленка меня больше не окружает, все естественные отверстия телесности открыты, и вообще — тьфу!.. Что это на меня нашло — там, в глубине пустохляби, — что я занялась вдруг мысленным самовосхвалением? Взахлеб! Да еще и разделение там было какое-то: на меня великую и пресветлую… тьфу ты, опять! В общем, разделение на меня и мою телесность. Это что еще за фокусы?
Тонкая слабенькая ладошка ткнулась в мою. Высокий детский голосок произнес:
— Ди!
В полной темноте существо вновь потянуло меня вперед. Даже вперед и вверх — мы явно поднимались выше, шагая по неровной, усеянной острыми камешками тропинке. Было холодно и как-то промозгло — Ось! — предупредил голосок, но я не успела среагировать и больно задела бедром за острый камень.
— О, черт, больно! — поделилась я новостью со своим проводником, потирая ушибленное место.
— Бобо, — согласились со мной.
Потрогав камень, посягнувший на великую и пресветлую… Ну вот же привяжется такое! Короче, прикосновение к углу убедило меня, все правильно, мы в пещере. Наверно, одной из тех, которые тянутся под Киршагским кремлем на многие километры. И где мы, сравнительно недавно, так замечательно путешествовали с Бокшей.
— Эх, Бокша, Бокша, — со вздохом проговорила я.
Успел ли ты в кремль, спас ли моего сына? Судя по тому, что к нам из Киршага спешили всадники, — успел. Но хотелось бы знать наверняка — Бок-ша, — старательно и почти правильно произнес голосок из темноты.
— Ты знаешь Бокпгу? — заинтересовалась я. — Или просто повторяешь за мной?
— Ди! — голосок прозвучал весьма требовательно, и меня потянули дальше. — Ну, идем, идем, — согласилась я, стараясь быть вежливой с незнакомым существом.
Четыре крутых поворота миновали мы в молчании. Я только тихонько ойкала, вновь сталкиваясь с каменными преградами.
Вдруг существо дернуло меня за ладонь и приказало:
— Льзи!
— И что сие слово должно обозначать? — спросила я. — Не имею ничего против, но против чего?
— Льзи, — повторили мне. Голос, несомненно, выдавал раздумье.
Уже хороший показатель. Меня не принуждают, а пытаются объяснить.
— Мне что-нибудь полизать? — предположила я.
— Льзи!
Обладатель детского голоса, кажется, принял решение перейти на невербальный способ общения: к одной маленькой ладошке присоединилась вторая, и обе тянули меня за руку вниз.
Я опустилась на корточки.
— Льзи! — это был приказ. Ладошки тянули меня еще ниже.
— Ползи? Ты это хочешь мне сказать?
— Льзи! — в очередной раз повторил голосок, но мне показалось, что на этот раз его обладатель улыбался.
— Ну вот, ползу, — сообщила я, становясь на колени. И, наклонив голову, двинулась вперед.
— Льзи! — истошно закричали мне, а потом что-то тяжелое мягко, но неотвратимо надавило на затылок.
Через некоторое время я вновь увидела темноту.
Я лежала лицом вниз на мелкой каменной крошке. Представляю, как после такого лежания должно выглядеть мое лицо! Но спасительная темнота надежно скрывала все под своим непроницаемым пологом.
Попробовав затылок, я, к собственному удивлению, никакой шишки не обнаружила. Странно. Удар был приличный, да и без сознания я валялась — где же последствия? Голова даже не болела.
Зато (видимо, компенсируя отсутствие последствий) причина моего позорного падения находилась по-прежнему тут.
А мой провожатый, похоже, так и просидел рядом, ожидая, пока я приду в чувство. Едва же я вознамерилась подняться, как строгий детский голос приказал: — Льзи!
Маленькая ладошка категорично прижала меня лицом ко все той же каменной крошке.
— Да льзу, льзу! — ворчливо ответила я и по-пластунски двинулась вперед.
На сей раз ничего страшного не стряслось. Кроме, может быть, того, что я исцарапала все открытые участки тела. Включая и руки, и нос. Утешало одно — судя по звукам, мой проводник тоже полз рядом. Пыхтя и отдуваясь.
— Долго еще ползти? — наконец не выдержала я, останавливаясь.
— Да, — был ответ.
— Ну тогда давай хоть отдохнем, — попросила я.
— Да, — сказали мне.
Полноценной беседой это назвать было трудно, но какое-то взаимопонимание между нами, безусловно, установилось. Мы полежали, переводя дух.
— Льзи? — поинтересовалось существо.
— Ну, поползли, — согласно вздохнула я. Когда желание ползти у меня почти полностью выдохлось, я снова поинтересовалась: — А теперь — долго еще?
И неожиданно услышала хорошую новость: — Не, — сообщило существо.
— Ты хоть скажи, когда можно будет вставать! — попросила я. — Чтоб зря не надрываться! Ох!
Последнее междометие относилось к свету, больно хлестнувшему меня по зрачкам, так привыкшим к полной темноте и лениво расширившимся, наверно, на всю радужку глаза.
— Бобо? — сочувственно осведомились у меня за спиной.
— Ну теперь-то подниматься можно? — зло спросила я, растирая слезы по закрытым векам.
— Да, — последовал ответ.
Я распрямилась со стоном наслаждения. И даже решилась приоткрыть один глаз. А потом распахнула и второй. Потому что никак не могла поверить увиденному.
Меня привели в сокровищницу Аладдина? Только вместо злата и серебра здесь в обилии были
