— Приказ великого князя! — отчеканила я громко. — Всем встать, забрать жен, детей — вообще всех, кого встретите в кремле, — и за ворота! Быстро! И бежать как можно дальше от взрывов и огня!
— Дети мои! — вдруг раздался громоподобный голос со двора. — Слушайте своего великого князя!
— Нашел! — восхитилась я, не в силах сдержать радость. — Молодец какой — мегафон нашел в Камазе!
— Всем, не медля, — продолжал уверенный голос Михаила, — не сбирая пожитков, захватя с собой только чад и домочадцев, выйти из домов, кинуть свои жилища, поелику спасти их уже нет возможности, и уходить, держась большой кравен-цовской дороги! Подле леса остановиться на ночлег и ждать меня! Дети мои, делайте, как сказал вам я, ваш великий князь!
— Вот, слышите! — торжествующе крикнула я. — Подтвердил великий князь мои слова! Вставайте же и идите! И по пути спасайте всех, кого можете!
Человеческая масса послушно поднялась. Не так резво, как мне бы хотелось, но все-таки! Побрела к выходу.
А я кинулась в отведенные мне покои, чтобы поторопить служанок.
Пробегая мимо комнаты Каллистрата, заметила его самого через открытую дверь. Он неподвижно стоял у окна, глядя на разворачивающуюся в небе адскую мистерию.
— Каллистрат! А вы чего стоите? — накинулась я на него, заскакивая в комнату.
— Княгиня, — обернулся он, мягко улыбаясь, — Как красиво…
— Потом красотой полюбуетесь! Слышали, что великий князь через усилитель сказал? Всем эвакуироваться!
— Княгиня… — Глаза Каллистрата влажно блеснули. — Постойте со мной — вместе насладимся этим последним зрелищем…
— Чего? — рассердилась я. — Еще чего выдумали — последнее зрелище! У нас знаете, сколько зрелищ еще впереди — получше этого!
Я схватила его за руку, оттаскивая от окна.
— Зачем? — ласково улыбнулся он, упираясь. — Куда спешить? Разве здесь не хорошо?
— Это у вас в голове не хорошо! — с досадой дернула я его руку. — У вас что — чувство самосохранения атрофировалось? Вы совсем о собственной жизни не думаете?
— Думаю, — согласился он. — Как раз сейчас стоял и думал. И радовался каждой ее секунде. И восхищался каждым прожитым мигом. А также тем мигом, что еще остался у меня…
— Хватит созерцать! И пустой болтовни! Это вы из-за гривны своей родовой расстроились? — Гривна? — с удивлением оглянулся он. — Ах, гривна… Нет, это все так не важно…
— Да что ж такое?! Что с вами делать? Простые люди хотя бы приказов слушаются, а вы… Эх, мыслитель!..
— Жизнь так хороша, княгиня, — проникновенно сообщил Каллистрат. — Я и раньше вам говорил, да вы не слушали. Послушайте хоть теперь…
— Это вы меня послушайте!.. — начала я.
Но только махнула рукой — что с тех разговоров, когда человеку настолько нравится жить, что он даже не думает о смерти!
С очередным взрывом, потрясшим стены кремля, стекло перед Каллистратом ахнуло и разлетелось колючими брызгами.
— Полюбуйтесь, княгиня! — совершенно счастливым голосом обратился ко мне Оболыжский, радостно вытирая кровь, текущую из пореза на лбу.
— Да этак и вместе с вами тут остаться можно! — в отчаянии всплеснула я руками.
И уже повернулась уходить, когда еще одна мысль посетила меня. Последняя. Но вдруг хоть это поможет?
— Где ваша гривна? — строго спросила я Каллистрата, — Ах, оставьте, княгиня… — завел он прежнюю песню.
— Гривна где? — зло крикнула я, уставившись в его глаза.
— Гривна? — Он даже попятился под моим взглядом. — Она… лежит себе…
— Достать! — рявкнула я.
Он послушно прошел к столу, выдвинул ящик, оттуда вынул ларец, открыл, достал гладкую ленту, поблескивающую металлическими нитями, покорно протянул.
Я отрицательно мотнула головой: — Наденьте!
— Ну зачем вы опять, княгиня…
Загрохотало так, что, казалось, зашатались сами древние киршагские стены.
— Затем! — твердо сказала я. Выхватила гривну и сама повесила ему на шею поверх тетарта, врученного Оболыжскому моим сыном. — Лучше так, чем просто стоять!
Удавка гривны дернулась и с плотоядной жадностью засвистела, затягиваясь на шее у Каллистрата. Вены шеи вздулись, Оболыжский попытался уцепиться пальцами за скользкий поясок, его глаза полезли из орбит, образ сумасшедшей матери возник в голове…
— Боже! — вскричала я, пряча лицо в ладонях — Я его все-таки убила! Даже от матери он ускользнул — а я…
Полузадушенный хрип Оболыжского заставил меня отнять пальцы от глаз.
Он все еще царапал ногтями змеящиеся нити гривны, раздирая до крови кожу на шее, но с самой удавкой происходили странные изменения. Она так и не затянулась до последнего, гибельного предела. Будто внутренняя борьба шла в гривне — поверхность ее то вдруг топорщилась пузырями, то, будто истончаясь, просвечивала почти насквозь. Да и края — столь ровные у всех гривен — распушились какой-то неприличной бахромой.
А поверх всего этого бился, хлестал и извивался шнурок, на котором крепился тетарт, И с каждым ударом он все плотнее прилегал к поверхности бешеной гривны, будто погружаясь в нее. И в какой-то момент я уже не видела его — только волны искристых возмущений все метались по металлической ленте. А потом и они пропали. Вместе со шнуром.
Тетарт, не удерживаемый больше ничем, коротко звякнув, свалился на пол.
— Э-ээх! — с натугой втянул в себя воздух Каллистрат и простонал, выдыхая. — Жив?..
— Видите, как все благополучно закончилось. А вы боялись… — Я наклонилась, подняла тонкий квадратик тетарта, всунула в липкие от крови и пота пальцы Оболыжского. — Держите, лыцар. Храните и не потеряйте. Это, видимо, ключик от вашего персонального «пылающего нубоса». Что случится с гривной — починит. Пусть только он всегда с вами будет. А то может и не найтись добрая душа, которая догадается уронить тетарт куда надо…
— Я жив? — все еще не веря случившемуся, повторял Каллистрат. И неожиданно поинтересовался: — А почему мы тут стоим, княгиня? Здесь же очень опасно! В пустохляби творится что-то такое страшное, что всем надо бежать отсюда без оглядки!
— Слава богу! — с чувством произнесла я. — А я о чем вам толкую? Как раз о том: бежать надо!
— Да я тут задумался у окна… — смущенно сообщил Кал-листрат. Новые раскаты вулканических взрывов заставили его вздрогнуть. Он схватил меня за руку, потянул из комнаты, причитая: — Я не дам вам погибнуть, княгиня! Мы спасемся вместе!
— Да уж, давайте спасемся, — ворчливо согласилась я.
Вывели из кремля и из города далеко не всех. Многих просто убило, спалило заживо, засыпало вулканическим градом, но часть людей — и очень немалая — так и осталась покорно сидеть на месте, терпеливо ожидая прихода смерти.
Этот паралич воли был досадной, неожиданной помехой в спасательных операциях. В конце концов мы с Михаилом отчаялись растормошить и вывести абсолютно всех и под усиливающимся градом, по дороге, заваливаемой раскаленным пеплом, устремились вслед за колонной людей, уходящих от вулкана.
Уже издали мы наблюдали, как на месте котловины, в которой помещалась пустохлябь, растет, поднимаясь в небо, вулканический конус.
