замерших, заранее капитулировавших людей. И редкие, ртутно поблескивающие фигурки бывших господ. Часто они и сами сидели в прострации, подобно своим подданным.»Или же метались между ними, размахивая руками, что-то крича и приказывая. Неслышное, неважное, необязательное…
Помочь мы никому ничем не могли и только скользили мимо. Наблюдая, собирая информацию — зачем? Кому она могла пригодиться?
Уже под вечер, проскочив через Скарбницкое княжество, мы заглянули в Угнанское княжество, в хоромы князей Окин-фовых.
Пройдя по пустым залам, где так давно пировали, празднуя вокняжение Якова, поднялись в его покои. Там он и сидел— в затянутой сумерками горнице, за пустым дубовым столом. Как и мы — в скафандре. Руки подпирают тяжелую, без единой мысли голову, взгляд бездумно устремлен за окно, в гаснущий день. А тоскливая мысль в этой голове только одна: может быть, это последний день княжества?
Я прикоснулась к его плечу.
Яков вздрогнул, поднял глаза, сказал:
— А, княгиня…
И вновь отвернулся.
Я его слышала — через его мысли. Как и раньше. Моя коммуникативная способность никуда не делась. Я всех слышала — если было что слышать. Но только когда человеческие мозги производили что-то помимо идиллической умиротворенности. Которая была так близка к умиранию…
Вот и унылые слова Якова я слышала. Ответить не могла. Но тем не менее сказала: — Идем, князь.
И потянула его за руку, поднимая с насиженного места.
— Куда вы меня, зачем?.. — попытался возмутиться он, беззвучно открывая рот.
— Там узнаешь! — так же беззвучно ответила я, вытаскивая его из-за стола.
Около нашей автомобильной глыбы, на которую Яков воззрился с понятным удивлением, я приказала: — Залезай! — и для убедительности махнула рукой, указывая направление.
Но Яков топтался на месте, не понимая, чего от него хотят.
Пришлось моему супругу показать ему маршрут.
Глядя вслед Михаилу, исчезнувшему в толще неподъемной каменюки, князь угнанский сообразил, наконец. Опасливо пощупал рукой впереди себя — предплечье наполовину исчезло, погрузившись в гранитные бугры. Отдернул руку, потом решился, полез вслед за великим князем.
В кабинке Камаза места было только на двоих, и, когда из свода каменной крыши показалась еще и моя голова, Яков поспешно отодвинулся к самому краю, испуганно втиснувшись в холодный камень. Михаил тоже подвинулся, так что я оказалась на теплом полу, плотно зажатая между двумя мужчинами. Но деваться было некуда — очень уж мне хотелось поговорить с нашим Яковом. Может быть, даже попрощаться — что нас ждет впереди-то?
— Ну вот, сбылась твоя мечта — можно умирать, — сообщила я ему вместо приветствия.
Скафандров не было, Яков меня прекрасно услышал Но не поверил. Так непохоже было на меня поздравлять его с приходом долгожданной смерти!
— Все ведь на грани умирания, — пояснила я. — Мы проехали штук пять княжеств, включая твое, — кажется, пришла пора причащаться.
— А где вот это?.. — невпопад спросил Яков, тыча себе в лицо. — Которое такое… Синее…
— Скафандр? Забудь. Пока ты здесь — он тебе не нужен. Он спрятался. Поговорим лучше о всеобщей смерти, которую ты так ждал.
Яков пошевелился, стараясь не очень давить на меня, но каменный выступ слишком уж упирал ему в ребра.
— Вы как будто обвиняете меня в том, что творится вокруг! — недовольно пробурчал Яков.
— Обвиняю? Конечно! Должна себя обвинять, но обвиняю того, кто под руку попался. Тебя вот. Могу позволить себе эту маленькую человеческую слабость? Пока ты жив, и, значит, мне есть кого обвинить!
— Ну, обвиняйте, — безучастно согласился Яков. Полежал. Вспомнил, заинтересовался' — А почему вы должны себя в этом обвинять? Разве это не Божья кара? Наш приходской батюшка сказал — Божья. И даже волхв, который недалеко тут живет, под порог приплелся. Стонал и выл, говорил, что конец света наступает. Это еще когда с меня эта гадость синяя, этот морок проклятый время от времени спадал. Потом- то я и не слышат, что он там кричал.
— В том-то и беда, дорогой мой Яков, что это как раз я своими, можно сказать, руками этот конец света организовала.
— Великая княгиня приказала перестать работать компьютеру, который держал в узде Киршагову пустохлябь, — пояснил Михаил. — А тут еще вулкан, видно, потормошил ее. Вот она и озверела. Начала все вокруг песком засыпать. А до кого пока песком не дотянулась, так тех просто всякой воли лишила. — Великая княгиня? — поразился Яков. — Нет, пустохлябь, — отмахнулся Михаил. Я поспешила рассеять возникшее недоразумение. — Яков удивился, что ты меня назвал великой княгиней, — объяснила я мужу.
Боже мой, все рушится, а люди способны замечать особенности наименований сановных достоинств!
— Это он потому так меня назвал, — повернула я голову уже к Якову, — что царово величие своим указом — последним, наверное, — присвоило мне этот титул. И Михаилу подтвердило его великокняжеское звание. Так что, все строго легитимно! А про конец света попы и прочие служители культа наврали!
— Да? — оживился Яков.
— Конечно, наврали! — бодро изрекла я. — Какой же коней? Завтра свет снова будет! Солнышко встанет и осветит. Только, боюсь, уже не этот мир, — смущенно завершила я. — А какой-то другой.
— Мир пустохляби, — подсказал Михаил.
— Да что в вашей пустохляби такого?! — возмутился Яков. — Что вы ее все время поминаете? Был я около нее, видел! Песок и песок — ничего интересного.
— Оно пожалуй, — подумав, кивнул Михаил. — Для нас там ничего интересного. Но только она, видно, сама теперь решает: что интересно, а что — нет. И мы, людишки разные, ей как раз и неинтересны показались. Вот и сживает она нас со свету.
— Который завтра все-таки будет! — жизнеутверждающе подчеркнула я.
— Так что? Помирать? — потребовал Яков определенности.
— Обязательно! — с чувством произнесла я. — Но тебе, как и нам с Михаилом, — в последнюю очередь. Как и всем бывшим господам…
— А почему бывшим? — с легким неудовольствием уточнил Яков. Конечно, кому хочется быть бывшим господином? Даже на краю неизбежной гибели. — Потому что анты ваши господские гораздо раньше вас умрут, — охотно пояснила я, — С этим-то вопросом как раз все ясно! Ежели анты в своем столбняке еще неделю-две продержатся, то после все равно умрут. Просто от голода и жажды. И песочком их заметет. После этого какие же мы будем господа? Без рабов-то?
— Я не хочу, чтобы мои люди умирали! — твердо сказал Яков. — Я — пусть. Но они?
— Ну, тут не тебе решать, — хмыкнула я. — Скафандр обязан будет обеспечить тебе это зрелище в полной мере. Ты-то внутри него всех своих подданных переживешь! Может, даже умудришься умереть от старости.
— А что нужно делать, чтоб этого не было? — задал вопрос Яков по существу проблемы. — Нельзя песок пустохляби тщательно смести в одну кучку да и засыпать обратно, под кир-шагские стены?
— Вот оно так и было сделано, — вздохнул Михаил. — Кто-то до нас, похоже, именно так и поступил. И даже на цепь посадил его, чтоб песочек не убежал. А окончилось видишь как…
— Но если кто-то уже так делал, может, и нам удастся? — запротестовал Яков. — Как его усмирили? Чем?
— Я как раз и выключила то, чем его усмиряли все это время, — пожала я плечами, сидя на теплом уютном полу. — Компьютер мне говорил — ох говорил: мол, главное — поддержание стабильности. Что это не просто самое главное, но наиглавнейшее! А я при этом думала только о собственной безопасности. И где
