солнечный денек и располагающий к неге шум прибрежной волны.
Я вынеслась на набережную, сама того не заметив. Не здесь ли снимались исторические кадры с офицером в мундире?
Чтоб как-то унять колотящее меня бешенство, я достала одну из неврученных коробок, остервенело сорвала целлофановую обертку.
Коробка распахнулась как по волшебству, и коричневые кадушечки конфет посыпались на асфальт. Веселый голос довольного собой самца игриво произнес за моей спиной:
— Девушка, угости конфеткой!
Он не имел возможности полюбоваться выражением моего лица, поэтому, когда я развернулась в его сторону и смерила свирепым взглядом с головы до ног, улыбочка на его миловидном личике увяла сама собой и молодой самец предпринял попытку ретироваться.
— Вы — капитан? — бесцеремонно поинтересовалась я, продолжая разглядывать его мундир.
— Прапорщик, — почему-то виноватым голосом ответил самец, пытаясь обойти меня с фланга.
— Почему прапорщик? Это сухопутное звание! — рявкнула я.
Бедняга от неожиданности моего заявления втянул голову в плечи и даже стал ниже ростом, но я не дала ему опомниться.
— А где капитан? — требовательно спросила я, и бледный прапор, пораженный командными интонациями моего голоса, завертел головой, выискивая среди окружающих капитана. Видимо, решил, что сумасшедших не стоит расстраивать, а надо им потакать.
— Вот идет капитан второго ранга! — с облегчением воскликнул он. — Вы не его ищете?
Я глянула через улицу, туда, куда он тыкал пальцем.
— А почему он не в белом мундире со стоячим воротничком?
Вопрос был поставлен с максимальной жесткостью, и прапор, собравшийся уже убегать, снова втянул голову в плечи так резко, что чуть фуражка не свалилась.
— Не знаю, — растерянно забормотал он. — А разве им положен белый мундир?
И вдруг просветленно воскликнул:
— Нет такой формы одежды «со стоячим воротничком»! До свидания, девушка!
И унесся, затравленно оглядываясь.
А я еще долго смотрела вслед неизвестному мне капитану, горько сетуя, что и тут любящая мамочка меня обманула.
Вынимая из маминой сумки свежий батон и с аппетитом откусывая горбушку, я невнятно попросила:
— Мама, расскажи про папу.
Она выложила на стол пакет с картошкой, пучочек петрушки, пригорюнилась и начала:
— Папа был капитаном на большом корабле, я один раз зашла туда с ним, все матросы выстроились, отдали мне честь…
— Правду, пожалуйста, — прошамкала я. Пристально поглядела в мамины широко открывшиеся глаза, проглотила разжеванный мякиш и негромко добавила: — Если, конечно, сможешь.
— Э-э… Я, доченька… — залопотала она, будучи не в силах с ходу перестроиться.
Тогда я вздохнула и выдала ей свою версию событий, включая появление фотографий.
Мама сжала губы и беззвучно заплакала.
— Значит, это так все и было? — почти равнодушно поинтересовалась я, откусывая край батона.
Мама всхлипнула, взяла кухонное полотенце, промокнула лицо и горячо воскликнула:
— Нет, ты совсем не права!
Я приподняла брови, демонстрируя крайнее изумление.
— Не права! — упорствовала мама. — И не смей мне перечить!
Я пожала плечами, демонстрируя готовность ни в чем не перечить, но маму это не успокоило.
— Ты даже не понимаешь, как ты не права! Он был замечательный, изумительный человек!
— Ах, значит, все-таки он был? — не удержалась я от ядовитого комментария.
— Конечно! — запальчиво вскинулась мама. — И на фотографиях — именно он, твой папа, — Вениамин Александрович Шагиров! И в церкви мы венчались! А тебе я не стала рассказывать все про него потому, что правда более странная и непонятная, чем любой вымысел.
— Даже чем твой? — весело поразилась я, на секунду перестав жевать.
— Даже чем мой… — понурилась мама.
— Ага, — глубокомысленно откликнулась я. — Делаем вывод. Значит, В. А. Шагиров — не капитан дальнего плавания.
— Нет, совсем не капитан, — вздохнула мама.
— Тогда кто же он? — в глубочайшем изумлении развела я руками.
В правой руке был зажат огрызок, оставшийся от батона. Он привлек мое внимание, и после некоторого раздумья я откусила от него выступающий кусочек корочки.
Мама, нахохлившись, наблюдала за моими манипуляциями.
— Ты не поверишь, — тоскливо выдохнула она.
— А я проверю! — пообещала я.
— Да как же ты проверишь? Он — князь!
— Ах, князь? — деловито уточнила я и потянулась за карандашом и бумагой, чтобы все записать тщательнейшим образом. — Какого княжества? Как туда проехать? Трамваем или троллейбусом?
— Никак не проехать, — бесцветным голосом объявила мама. — Я пыталась. Никак.
— Но ему-то это все же как-то удалось? Или не удалось? Тогда давай перейдем к следующему кандидату на мое отцовство. Итак, кто на очереди? Президент, космонавт, иностранный шпион?
— Ему — удалось! — перебила мама. И повторила с нажимом. — Ему! Мне — нет.
— Как-то не очень внятно получается, — констатировала я. — Может, потянем нить событий с другого конца? Расскажи мне о вашем знакомстве.
— Мы встретились за огородом дяди Миши, — с готовностью начала мама.
Но я поспешила уточнить:
— Дядя Миша — это кто? Тоже князь?
— Дядя Миша — князь? — рассмеялась мама. — Какой же он князь — он просто мой дядя. Брат моей матери. Твой двоюродный дедушка. Ныне покойный. Уже лет десять как схоронили. Или даже одиннадцать, надо посмотреть письмо тети Веры.
— Может, хоть тетя Вера — князь? — с некоторой надеждой поинтересовалась я. Уж очень хотелось дальше про князей. Но мама только отмахнулась:
— Какой там князь! Во-первых, не князь, а княгиня, во-вторых, и не княгиня, а просто жена дяди Миши. Живет в хуторе Калиновка. Двадцать лет назад я, студенткой, каждое лето к ним ездила. Там так красиво…
Она примолкла, взгляд затуманился воспоминаниями.
— И? — поторопила я ее.
— И доездилась… — невесело хмыкнула мама.
— А-а, значит, он из местных? — поняла я. — Наш князь, хуторской!
— Что он не из местных, я поняла сразу, — покачала головой мама, грустно улыбаясь. — Ослепительной красоты, в белом парадном мундире с золотым шитьем…
— Он что — сразу явился перед тобой в бею?? Надеюсь, конь, на котором он прискакал, тоже был белым с золотой гривой?
— А вот коня и не было, — тихо продолжила мама. — Был белый мундир, испачканный зеленью. И грязные коленки. Потому что вечером был дождь, и, пока он выползал, то извазюкался основательно…
— Выползал? — в негодовании перебила я ее. — Откуда? Из норы? Он что, к тому же еще и подземный житель? Князь сусликов, байбаков и прочей норной живности?
— Из кустов он вылезал. Из терновника. Знаешь, бывают такие огромные кусты — как курган.
— Не видела ни разу.
— Эх, городская ты моя девочка… Терн — это такой кустарник. Ягоды на нем растут. Похожие на
