продолжают остатки нечисти втихаря подкармливать. А если не смогут ублажить, так ждут от нечисти в ответ какой-нибудь злой каверзы. Вот это я понимаю — власть! А гривны не требуют от нас ничего, только помогают. И знаете, на что эта помощь кажется мне похожей? Только не обижайся, Витвина. — Михаил ласково, как кошку по шкурке, погладил свою переливающуюся серебристой зеленью, гривну. — А напоминает мне это ту помощь, которую оказывает человеку, к примеру, топор. Ведь топор мне тоже помогает и тоже ничего не требует взамен.
— Так не бывает, — засмеялась я, чувствуя наконец свое теоретическое превосходство. — Любое действие чего-то да требует! Существует такой закон: сохранения энергии.
— Что-то не припоминаю я в Прави такого закона! — шутливо удивился Михаил.
— А в вашей Прави таких законов и нет! Этот закон выше всякой Прави — это закон науки. Физики. И смысл его в том, что если хочешь произвести какое-то действие, то, будь любезен, приложи энергию. Ваш топор не сдвинется с места, чтобы помочь вам разрубить бревно. Или подчистить горелый ствол той елки, что перегораживала нам дорогу. Вон сколько попотеть пришлось вашим людям, махая этими топорами- помощниками!
— Но Витвина не просит от меня ни каши, ни хлеба!
— Вот я и говорю: так не бывает. На ваш телекинетический фокус с поданным мне квасом была затрачена энергия. Была!
Откуда она взялась? Не от вас ли, мой друг? Вспомните, не чувствовали вы некоторой усталости после таких вот экспериментов с перемещением предметов на расстоянии?
— Вы хотите, чтобы я был вашим другом? — Голос Михаила дрогнул.
— Не обращайте внимания, князь, это у меня поговорка такая! — безмятежно ответила я, а сама готова была себя убить: ну что за язык у меня — как помело! Несу не знаю что! Вот, обидела Михаила…
— Друг — это большое слово. Красивое. Но бывают и другие красивые слова… — медленно проговорил князь.
Мне интересно было послушать продолжение, но ведь он сам просил сообщить, если что!
Я сказала: — Вы были правы, князь, они здесь.
— Попросите вашего кучера остановиться, — с сожалением произнес князь. И, высунувшись в приоткрытую дерь, крикнул: — Никодим! С луком — сюда! Никодим — мой лучший стрелок, — пояснил Михаил. — А теперь… Княгиня, не желаете ли прогуляться?
— Так галантно меня давно не приглашали, — с чувством ответила я и чуть не вывалилась из кареты, зацепившись длинными нижними юбками за подножку.
Михаил поддержал меня. Рука у него была теплая и твердая, а я подумала, что это наше первое прикосновение. И еще успела много чего очень приятного подумать, но князь негромко спросил:
— Где?
Я напряглась, а потом почему-то шепотом поинтересовалась: — Рукой показать или объяснить?
— Лучше объясните.
— Одна из искорок мелькнула в районе тех кустов с красными гроздьями ягод. Но не под самым кустом, а чуть правее, ближе к засохшему дереву.
— Все понял? — негромко спросил князь у Никодима, который напряженно прислушивался к моим словам, стоя рядом с луком на изготовку.
Никодим кивнул.
— Быстро поворачивайся в ту сторону и стреляй.
Тренькнула тетива, стрела ушла в указанном мною направлении.
— Хотите посмотреть, чем закончился наш выстрел? — спросил Михаил.
— А надо? — в ответ спросила я. Смотреть что-то не хотелось. Было жуткое ощущение, что я причастна к убийству.
— Можно и не смотреть, — согласился Михаил. — Тем более что там может никого и не оказаться.
Он указал подбородком Никодиму на куст, и наш стрелок полез за добычей.
— Есть! — крикнул он оттуда. Сердце у меня оборвалось.
— Вот. — Никодим, улыбаясь сквозь пшеничную растительность на лице, вышел и высоко поднял руку. В руке висел заяц. Стрела прошла насквозь и торчала из его окровавленного бока.
— Вы удачливая охотница, — одобрительно сказал Михаил. — На ужин у нас будет свежая зайчатина. Видите, кто за нами подглядывал?
— Смеетесь, — укоризненно ответила я. — Жалко зайчишку. Попался под стрелу…
— Я смеюсь? — поразился князь. — Вы совершенно точно указали нам вражеского лазутчика. Теперь сомнений нет. Это нечисть. Она нас боится, но подобраться все же пытается.
— Зайчик — нечисть? — не поверила я.
— Никто из нечисти сунуться к нам не осмелится. Но их власти подвержены не только анты, но и животные. Я слыхал о таком. С животными им даже легче справиться, чем с людьми. Нечисть умеет смотреть звериными глазами, слышать звериными ушами. И кусать звериными зубами.
Он задумчиво покачал головой: — Останься мы возле той сваленной сосны, к нам ночью пожаловала бы стая волков. А может, учитывая ценность добычи — ведь сразу князь и княгиня! — всех зубастых и клыкастых этого леса согнали бы к месту нашего ночлега.
— С сегодняшнего вечера готовимся к ночлегу со всей тщательностью, — сказал князь подъехавшему Порфирию. — Место выбираем на горке, ограждаем засеками и рогатинами, до утра выставляем охрану и не гасим костров.
Порфирий грязно выругался (мысленно) и подумал о том, что младший брат как надел гривну, так считает себя умнее других. А также о том, что меньше надо в карете с бабон развлекаться, тогда и по-бабьи всего бояться не будешь.
О том, что князь со мной в карете не одни только разговоры разговаривает, думали все мужики нашего небольшого каравана. Но убить меня при этом никто не хотел. Кроме Порфирия. Молитвы ему что-то совсем не помогали, и он мрачнел день ото дня. Синхронно с нарастающей мрачностью настроения.
Я поежилась и тихонько сказала Михаилу: — Вы бы, князь, сами проследили за подготовкой ночлега, не передоверяли брату.
Князь горько усмехнулся: — Вычитали что-то в его мыслях? Знаете, княгиня, мысли мыслями, но если я начну подозревать в измене собственного брата, то так недалеко и до возвращения смутных времен, когда брат шел на брата, а сын на отца.
— Но вы все-таки проверьте надежность укреплений, — попросила я. И чуть было не добавила: «Хотя бы ради меня!»
Удержалась в последний момент. А то Михаил бы точно уверовал, что я специально пытаюсь посеять неприязнь между ним и Порфирием.
Несмотря на мои опасения, ночь прошла без происшествий. Как только мы тронулись в путь, я спросила у Михаила: — Что вы имели в виду, когда говорили о нас с вами, как о ценной добыче для нечисти?
— Так ведь известно — нечисть охотится за гривнами. А тут сразу две. Да не простые — княжеские!
— Но зачем они нечисти? Вы же говорили, что она боится гривн. Как же она тогда ими может воспользоваться?
— А она и не собирается пользоваться. Нечисти главное— людей гривн лишить. Ослабить еще один господский род. А сразу два удастся — совсем хорошо! Звери по наущению нечисти нас жизни лишат, гривны с наших тел снимут да и зароют где-нибудь в чашобе. Или в болоте утопят.
— Вы напророчите! — недовольно сказала я.
— Княгиня, не становитесь суеверной, не уподобляйтесь антам! — шутливо погрозил Михаил пальцем. — Давайте лучше о гривнах поговорим. Вы спрашивали — не высасывает ли Вит-вина из меня жизненные соки. А за собой такого не замечали?
— Пока — нет, — пожала я плечами. — Но у меня мало опыта, чтобы судить.
