у вас что-то сложное люди делали, делали., а потом забыли? Или убили тех мудрых людей, которые могли творить столь великолепные вещи? Или погибли те мастера от мора какого-то? Ведь и на мудрых мор может найти!
— Ну вообще-то… — неуверенно начала я. — Хотя это из области легенд…
— Смелее, княгиня, — подбодрил Каллистрат.
— Вроде бы какие-то государства в глубокой древности были — ну в очень глубокой… Пятнадцать — двадцать тысяч лет назад… Что тамошние жители могли, чего не могли — этого никто не знает. Потонули они вместе со страной своей. Говорят, они звались атлантами, а страна — Атлантидой.
— Анты, атланты, — оживился Каллистрат. — Не видите некоторого сходства даже в названии? Может, ваши великие атланты изобрели гривны, пришли сюда, а когда страна их потонула, то одичали они здесь, так же как мы теперь дичаем, и стали актами?
— А гривны?
— Что гривны?
— Это мы с вами пользоваться гривнами толком не умеем: не придушили, и на том спасибо! А если атланты сами же их и сделали, так чего ж они не использовали их мощь до конца? Не знаю… И как-то обидно за них… Чтоб такие вещи умели Делать, а потом деградировали до того, что наши предки их с огнем знакомили заново? Не хочу, чтоб так было!
— Но, княгиня, вы же такая разумная, давайте строго придерживаться разумных доводов!
— А у меня женская логика, что я тут могу поделать? Не нравится мне, что анты — это переродившиеся атланты. Мне больше нравится то, что мы сначала думали, что анты — какое-то племя. Может быть, бронзового века, может — каменного. Зашло сюда две-три тысячи лет назад — и попалось в ловушку. Выйти не смогло… Подождите, Каллистрат! Я ведь вспомнила еще одно! Волхвовские боги! Они-то откуда взялись тут у вас? Наши предки пришли уже христианами, а волхвы — язычники. Причем чисто славянского толка. Вы не знаете, были примеры в летописях, чтоб кто-то из господских родов в волхвы подавался? А то я тут провела некоторые натурные исследования лесных волхвов…
— Нет! — Ответ Каллистрата был быстр и категоричен. — Такого позора, чтоб уйти к волхвам, — такого ни один род не допустит! Если б даже вдруг случилось… Нет, и тогда нашли бы охальника. И придушили. Там бы в лесу и нашли, на капище их поганом. Нет, волхвы — они из антов!
— О-о… Значит, волхвы — последние из антских господ? А их язычество — антское? А знаете, что мне моя травница Меланья как-то сказала? Что языческие боги в родстве с нечистью! Это как понимать?
Каллистрат молчал, и на его лице явно читалось: «Как хотите, так и понимайте, а я с этими грязными волхвами и гнусными богами возиться не собираюсь!» — А ведь объяснение должно быть! — упрямо сказала я. — Меланья так уверенно об этом говорила… А откуда оно может взяться — не пойму. Вот нечисть. Целиком местное явление. Живет не тужит, с природой дружит. Если б еще не люди — совсем ей было бы хорошо. И вдруг она оказывается в родстве с богами, которые и у нас водились, в том, нашем мире… Может, наши боги — Перуны всякие и Свароги — были когда-то реальными личностями, потом нашли лазейку сюда, пришли да и одичали, как это здесь принято? До нечисти? А, Каллистрат?
— Или наоборот, — неожиданно произнес он.
— Куда это — наоборот?
— Наоборот — значит в обратную сторону. Почему вы, княгиня, думаете лишь о том, что ход ведет только в одну сторону — из мира наших предков сюда? А вдруг нечисть в ваш мир отсюда залезла? И было это давно. Задолго до того, как наши предки здесь ее поистребляли. Ведь говорят летописи: нечисть вначале разные виды имела. Есть на это летописные указания. И вот пришел когда-то к вам отряд большой и красивой нечисти — под видом богов. И начал, по своему обыкновению, склонять людей жить не для себя, а для природы. Да, видно, не преуспел тот отряд в вашем мире. Тут уж условия вашего мира не подошли. Люди, может, первоначально и начали поддаваться, а потом все равно занялись этим вашим… Ну, звучное слово… Про… что-то там.
— Прогресс?
— Точно! Прогрессом!
— Да уж, человечество наше любит этим делом баловаться! Иногда и заигрывается… А как без него? Мне, между прочим, непонятно, как и сама нечисть без него могла появиться? Даже хоть и здесь? Ну и сидела бы себе в полном единстве с природой в полностью животном состоянии! Так ведь нет! Поднялась до разума! Как-то же она эволюционировала? Что было стимулом для эволюции нечисти? Борьба за выживание с природой? Так они вроде принципиально с ней не борются! Что скажете, Каллистрат?
Он только хмыкнул неуверенно.
Пришлось продолжить самой: — А может, нечисть и не эволюционировала вовсе? Может, она продукт не эволюции, а биотехнологии? Вдруг специально вывели, чтоб она за экологией этого мира следила? Лесовиков таких. А? Атланты и вывели. Именно те атланты, которые и ходили в гривнах. А гривны эти на самом деле какие-нибудь атлантские скафандры. Только в свернутом состоянии! И чинили атланты эти скафандры тетартами. Смотрите, Каллистрат, как все складно получается! А когда Атлантида погибла, то уже некому было за скафандрами приходить — вот они и сохранились до нашего времени в рабочем состоянии! Как вам такое объяснение?
— И все равно эти ваши лесовики, которые нечисть, могли попытаться поюм обратно в ваш мир пролезть! — упорствовал Каллистрат. — И может, даже волхвы их туда и провели!
— Могли, могли, — утешила я его. — И до сих пор, может, лезут. Вы вот думаете, что ваш остров на этой планете — единственный. А ведь вполне вероятно, что есть и другие остс кактусами. И оттуда тоже в наш мир ходы есть — только на другие наши материки, не в Европу. В Мексику, например. Мексиканцы, я слышала, страсть как любят через галлюциногенные кактусы со всякой нечистью общаться!
— И наверно, там свои проводники — волхвы, предатели рода человеческого — тоже есть!
— Наверно. Ох, не любите вы волхвов!
— А они кого-нибудь любят? — резонно заметил Калли-страт.
Я только пожала плечами.
На следующий день, к вечеру, мы уже подъезжали к Киршагу, родовой вотчине князей Квасуровых.
— Теперь ты выполнил последнюю волю Порфирия, — обратилась я к Никодиму, который ехал на оболыжской лошадке рядом с дверцей кареты.
— Пока нет, — качнул он головой и указал на громоздкие крепостные стены с бойницами. — Вот как в твердыню въедем, через ворота Киршагского кремля пройдем, тогда, считай, выполнил.
Твердыня была хороша. Неприступный утес, увенчанный игрушечным (отсюда, издалека) замком самого средневекового вида. «В таком феодальном гнезде править бы Георгу, — подумала я рассеянно. — Цитадель как раз для его кровавого облика».
Милое, гостеприимное кравенцовское лыцарство, а тем более сам князь Михаил Квасуров, безмятежно прилегший в своем коконе-нубосе позади меня через тонкую стеночку кареты, совершенно не вязались с Киршагским кремлем, мрачной тенью вставшим на фоне огромного оранжевого заката. И даже с обликом несостоявшегося кравенцовского князя — Порфирия Никитовича — не вязался.
«Не этот ли пейзаж мгновенно возник на мысленном горизонте Порфирия при нашей первой встрече, как только он узнал, что перед ним — княгиня Шагирова? То-то он так не хотел уезжать из славного города Сурожа!» — Я приоткрыла дверцу и выглянула.
Пейзаж вокруг был еще тот! Колосящиеся поля давно исчезли, наша процессия пробиралась среди огромных валунов желто-серого каменистого плоскогорья.
— Сейчас вы увидите то, что хотели, — море, — сообщил Каллистрат, подскакивая на своем коньке. — Прямого пути в Киршаг нет — пустохлябь, объезд вдоль берега. Как раз можно будет полюбоваться!
Но море тоже не порадовало. С кручи, по которой петляла дорога, открывался удручающе- бесконечный ровный простор. Откуда-то из его бесконечной дали шли на берег стройные ряды волн — мол чал и во-обреченных, как штурмовые отряды неведомой армии. И только внизу, почти под нами, за краем дороги, их молчание разрывалось в последней схватке с береговыми скалами стоном и грохотом, едва слышно долетавшими даже сюда.
Было ветрено. Я захлопнула дверцу и поглубже вжалась в мягкие подушки.
