которое, несмотря на низкое еще солнце, уже колыхалось над песчаным горизонтом.
— А, не просветили?! Значит, у меня есть шанс привлечь ваш интерес Хоть на время.
Тетарт находился, видимо, совсем недалеко — мысли и образы, блуждающие в мозгу Каллистрата, ощущались очень неясно.
— Вы недостаточно позаботились о здешних слугах, а значит, и о нас самих, — попеняла я Каллистрату. — Нубос князя слишком чувствуется. Есть места в кремле, совершенно не соприкасающиеся с жилыми и хозяйственными помещениями?
— Разумеется, есть. И я этим займусь сразу же после беседы с вами, княгиня.
— Тогда давайте перейдем куда-то в другое место, подальше от действующего тетарта? Мне легче будет воспринимать ваши просветительские речи. Здесь я совсем плохо слышу сопровождающие их мысли.
— Мысли мои вам хорошо известны, — усмехнулся Каллистрат.
— Ну тогда остаемся тут, — быстро сказала я. — Или отложим беседу на потом. Поговорим после завтрака.
— Вы хотите есть?
— Пока нет. Но если завтрак уже подан…
— Завтрак будет подан тотчас же, как только мы потребуем, — отмахнулся Каллистрат. — А вот давайте я пока, перед завтраком, покажу вам одно диво. Это надо видеть собственными глазами, иначе не поймешь и не поверишь.
Он прошел в угол зала, взял с низкого столика большую прозрачную чашу, показал мне.
Я не удержалась от комментария: — Да у вас тут, оказывается, все приготовлено. Для охмурения любопытной княгини.
Но последовала за Каллистратом к столику.
Здесь слышимость его мыслей несколько возросла, но не настолько, чтобы я успевала расшифровывать и понимать слова Оболыжского еще до того, как он их сказал.
— Я старался. Для вас. Это плохо? — грустно спросил Каллистрат.
— Ну… — неопределенно качнулая головой. — Просвещайте уж, раз все приготовлено.
Чаша была с белым песком.
— Это песок оттуда. — Каллистрат, держа в руках тяжелую чашу, указал подбородком на пустыню за окнами. — Специально — да, да, княгиня, опять же специально! — встал пораньше, сходил на берег пустохляби и зачерпнул оттуда, вот. видите, целую чашу. Кстати, чаша — мое произведение, — не удержался, чтоб не похвастаться, он. — Знаете, сколько стараний стоила выплавка столь прозрачного стекла? Это мой подарок Михаилу при венчании его на княжение. Так что прошу вас, будьте с ней осторожнее.
Я демонстративно отдернула от чаши руку.
— Княгиня, — укоризненно покачал он головой. И напомнил мое же высказывание: — Здесь все свои!
— Ладно, без обид! — усмехнулась я. — Просвещайте. Что в этом песке такого, что вы поднялись за ним ни свет ни заря?
— Ничего. Песок как песок. Можете потрогать без всякой опаски. Чашу я держу.
Я поковыряла пальчиком:
— И?
— Теперь — внимание.
Каллистрат поставил чашу обратно на столик, взял тонкую деревянную палочку (тоже, очевидно, приготовленную заранее), положил на песчаную поверхность и со значением взглянул на меня.
— Я вся внимание! — заверила я.
— Да вы на песок смотрите, а не на меня! — раздосадованно воскликнул Каллистрат и указал на чашу. Палочки не было.
— Песок ее разъел? — предположила я. — Или палочка у вас в рукаве и это просто фокус.
— Ничего подобного! — торжественно провозгласил Каллистрат, поднял чашу над головой и показал. — Вот она! Палочка хорошо была видна сквозь стеклянное дно.
— И в какой момент я должна начать аплодировать — уточнила я.
— Что делать?
— Радоваться. Удачному фокусу. Вы же не сказали: «Ап!» — вот я и оказалась в затруднении.
— Но палочка ведь провалилась! — подсказал Каллистрат.
— Фокус в этом? У вас за окном зыбучие пески?
— Что ж, княгиня. Еще раз. И только для вас. Но смотрите не на меня, а на песок.
Он взял со стола беленькое птичье перышко, осторожно уложил его на песок. Я, как и было приказано, не отрывала глаз от песка.
Перышко буквально мгновение подержалось на его поверхности, потом быстро, будто его кто снизу тянул, погрузилось и исчезло.
— Теперь-то, — видели?
Каллистрат вознес чашу над нашими головами, и я обнаружила перышко, лежащее на дне чаши рядом с палочкой.
— Зыбучие пески, — неуверенно повторила я, чувствуя себя дура дурой.
— Эх, княгиня… Ладно, смотрите еще раз.
Он положил на песок еще одну палочку, и она ухнула на дно чаши так стремительно, будто песчинки расступались перед ней.
— Хорошо, — сдалась я. — Впечатляет. Но как это у вас получается? Выкладывайте, престидижитатор, в чем разгадка фокуса? (Престидижитатор— фокусник, проделывающий номера, основанные на быстроте движений и ловкости рук (Примеч. ред.))
— Ага! — довольно хохотнул он. — То-то! Никто не знал разгадки! Знали, что Киршагова пустохлябь затягивает хуже водоворота, а почему — не знали! А надо было просто присмотреться к этим замечательным песчинкам! Как это сделал я. И как это можете сделать вы, княгиня.
Он жестом пригласил меня к другому столу, около окна.
— Ближе к свету, — пояснил он. — Постарайтесь разглядеть. Галантно отодвинув стул, я уселась перед чистым листом белой бумаги. Спросила с готовностью:
— Куда нужно смотреть?
— Вот, — он указал на две песчинки, одиноко лежащие посреди листа.
— Песчинки! — сообщила я.
— Точно! — восхитился Каллистрат и протянул мне тонкую стеклянную палочку. — А теперь, будьте добры, придвиньте их одну к другой. Только глядите очень внимательно!
Я взяла палочку, наклонилась и принялась осторожно подталкивать одну песчинку к другой. В какой- то момент, когда их края оказались совсем рядом, песчинки дернулись и без всякого подталкивания надвинулись одна на другую. Поверхности их кристаллических граней слились, слиплись — и вот передо мной лежала уже одна песчинка…
Нет, три! Мгновенные разломы по краям большой, только что образовавшейся песчинки пролегли вдоль ее полюсов и тут же отсекли от нее две крохотные крупинки. Теперь передо мной на бумаге лежали рядком три песчинки: маленькая, затем обычная по размеру и опять маленькая.
— Их три… — зачарованно глядя на этот блошиный цирк, прошептала я.
— Можете их опять превратить в две, — самодовольно разрешил Каллистрат. — Для этого просто сдвиньте две маленькие части.
Я сделала, как велели, и две белые крошки жадно припали друг к другу, склеиваясь. И вот передо мной опять две песчинки!
— Обратите внимание — песчинки одного размера! — приказал Каллистрат.
Я послушно обратила. Действительно, одного.
— Это размер их постоянства. Песчинки Киршаговой пу-стохляби всегда стремятся достичь его. Но не могут преодолеть. Самое сильное их желание — слипнуться всем вместе, как это происходит со стальными пластинами, если наложить их друг на друга. Но стальные пластины могут слипаться в бесконечном
