— Ты не ответил на мой вопрос, Лин.
— В свой десяток я исстари беру только тех, у кого нет никаких родственников. Так что среди павших сегодня оплакивать будут лишь Керли. — Он вздохнул и поморщился, будто в глаза ему попал дым из очага. — Да и эта обязанность только моя.
— Керли? — Тэрл поежился. — Он был твоим сыном? Не знал, прости…
— Нареченным. Я усыновил его, когда на заставе погибла вся его семья. Ты ведь помнишь то злополучное время, когда эльгяр разрешалось брать с собой на службу своих домочадцев. Его родной отец был моим другом. Мальчишка его почти не знал.
Они замолчали, отдавая дань тем, кто сейчас мог бы быть с ними, но кому не было суждено пережить возвращение шеважа. Несколько зим про них не было ни слуху ни духу. Обрадованные вабоны тогда решили, что это связано с дальновидным решением Гера Однорукого значительно увеличить количество застав в Пограничье. На новые заставы стали переселяться целыми семьями. А шеважа все не показывались. Зато когда они вернулись, набравшиеся сил и как будто еще более одичавшие, слишком многие вабоны поплатились за свою беспечность и излишнюю самоуверенность. С тех пор служба на заставах рассматривалась как обязанность сугубо мужская, не терпящая присутствия всего того, что отвлекает от выполнения главной задачи. А поскольку эльгяр после зимних стуж отпускали на короткую побывку домой, численность населения Вайла’туна, а с ней и численность преданных замку виггеров, заметно выросла.
— Соболезную, Лин. Мы похороним их со всеми надлежащими почестями, как своих близких. Давай только переживем эту ночь. Будем молить Лаирта, чтобы он отвел от нас врагов наших или дал нам силы снова обратить их вспять. Или послал достойную смерть.
Он доверху наполнил кружку Лина кроком, и тот залпом ее выпил, как будто это по-прежнему была колодезная вода.
— Я уже не тот, что прежде, Тэрл. После того, что произошло, я только тебе могу в этом признаться. Ведь не подоспей твои ребята и этот Фейли, будь он неладен, лежать бы мне сейчас рядышком с Керли сердцем к земле. Руки слабеют, сила в мышцах — одно воспоминание, голова медленно варит. Кабы не Керли, я давно из сверов, да и вообще из виггеров, подался бы куда-нибудь. Я ведь по жизни рыбачить люблю. Да вот хотел сперва паренька своего на ноги поставить, знания, что накопил, передать, а уж тогда и от дел отойти. Вот и поставил…
Тэрл еще долго слушал горькую исповедь старого приятеля, ничего не говоря и только подливая ему крока. На душе его скребли кошки, однако он понимал, что надо дать старику выговориться.
По окончании трапезы все собравшиеся, кроме связанного по рукам и ногам Гури и двух приставленных к нему охранников, не сговариваясь, покинули терем, чтобы присоединиться к тем, кто не покладая рук готовился оказать шеважа должный прием. Выяснилось, что руководит работами не кто иной, как Струн. Заняться нужным делом было лучшее, что он мог придумать, чтобы хоть на это время отвлечься от горестных мыслей. Собственно, к моменту появления Тэрла и его подкрепившейся свиты все необходимые приготовления были завершены. Фейли так и не смог сосчитать ведра и бочки, расставленные вдоль частокола и возле ближайших к нему домов, а засевшие на крышах лучники — язык не поворачивался сказать «фолдиты с луками», настолько едиными со своим оружием смотрелись эти бравые парни… и девушки, — создавали теплое ощущение надежности. Брешь в частоколе загораживали две повозки. В собравшейся здесь же группе обсуждалось, не больше ли будет смысла в том, чтобы разобрать и пустить на заделку одну из изб. Особенно настаивали на этом сами хозяева — сгорбленный старичок и дородная старушка, — готовые ради всеобщей пользы перебраться на постой в амбар. Большинство отговаривало их от подобной жертвы. Другие справедливо замечали, что повозки против настоящего штурма все равно долго не выстоят, тогда как их уничтожение значительно усложнит жизнь туна. Если им все-таки удастся выжить.
Фейли не стал ждать, чем кончится их спор. Сейчас его гораздо больше занимало неожиданное исчезновение Харлина. Он на всякий случай поискал глазами Лина, но свер был здесь и переговаривался о чем-то со своими подчиненными, следовательно, старик, скорее всего, ретировался по собственной воле. В тереме он остаться не мог — Фейли выходил последним, кивнув на прощание Гури и охранникам.
— Тэрл, — окликнул он друга. — Ты не знаешь, куда мог подеваться мой старый писака?
— Харлин? — Удивление всегда придавало лицу карлика ни с чем не сравнимую трогательность. — А что, его нет? Постой, но мы же выходили все вместе.
— Вот и я о том же. Ладно, ты тут занимайся делами, а я пойду поищу. Едва ли он осмелился сбежать за пределы туна.
В самом деле Харлин был вскорости обнаружен. Он стоял на коленях под сенью одинокой вишни и разговаривал с беорой. Приближение Фейли заставило его умолкнуть, однако позы он не изменил.
— Ну, что сказал Лаирт? — поинтересовался Фейли. — Он поможет нам справиться с дикарями?
Испытания последних дней пагубно сказались на и без того не слишком жизнерадостном облике Харлина: глаза утонули в темных провалах орбит, причудливо отросшие брови свалялись и напоминали выброшенные на берег сухие водоросли грязно-белого цвета, нос еще больше заострился и стал похож на хищный клюв с подвижным кончиком, а тонкие, бескровные губы, обиженно поджатые, вообще жили своей собственной жизнью.
— Дикари — это лишь полбеды, — глаза влажно блестели, рот кривился в улыбке. — Пусть у меня уже не такое хорошее зрение, как в детстве, когда я еще не был настолько глуп, чтобы уметь читать и писать, зато на слух мне жаловаться грех.
— Вы о чем?
Фейли думал было сесть рядом со стариком на траву, но вовремя заметил, что она еще не успела просохнуть после дождя, и остался неловко стоять.
— Да о том, что слышал разговор Тэрла с этим железным чурбаном Лином! Ты знаешь, о чем они говорили за едой?
— Нет, но могу догадаться. О вашем доме?
— Это не смешно, Фейли! — Старика всего аж передернуло. — Похоже, тебе понравилось лазить по подземным ходам, где отказываются селиться даже крысы, и колодцам с ледяной водой. С меня довольно. Если я туда когда еще спущусь, так только за свитками. Хотя предпочел бы, чтобы об этом позаботился кто-нибудь помоложе. Нет, они говорили о моем заклятом приятеле Скелли.
— Но, вита Харлин, как вы могли слышать их разговор, если сидели от них еще дальше, чем я? — спохватился Фейли.
— Губы, мой наивный друг! Фланн имел обыкновение говорить настолько тихо, что я со временем научился читать по губам.
— Фланн?
— Мой предшественник на посту главного писаря замка. Иногда оказывается, что начальники могут нам пригодиться. Не сбивай меня с мысли! Уж не знаю, что на этого Трехпалого нашло, да только он выболтал Тэрлу много лишнего. Похоже, ему показалось, что благодаря твоему вмешательству он вернулся с того света.
— Моему? Да я только…
— Видишь, и ты пригодился! Не знаю, правда, стоит ли верить его откровенности. Он ведь слишком много теряет, как я понимаю, если переходит на нашу сторону, а тем более приобретая при этом всемогущего, судя по его же словам, врага в лице Скелли. — Харлин рассуждал вслух, ничуть не заботясь о том, чтобы его единственный слушатель улавливал суть. — Хотя я когда-то знавал нескольких сверов и представляю себе, что у них должно быть все просто, прямолинейно и честно. Обман они не терпят, как говорится, даже во благо. Поэтому, если тебе удалось каким-то образом открыть ему глаза, если он понял, что Скелли водит всех за нос, что ж, может быть, он действительно решил впредь идти своим путем. Но Скелли, Скелли… Неужели Ракли настолько туп и тщеславен, что допустил предательство под самым своим носом?
— Вита Харлин, вас не затруднит объяснить мне, что такого интересного прочитали по губам наших знакомых? Я пока не улавливаю, к чему вы клоните.
— В замке назревает переворот, друг мой. Только и всего. Ракли полагает, будто стоит во главе своей гвардии и вдохновляет эделей, тогда как на самом деле последние ищут благосклонности Скелли, а виггеры
