Не торопясь он направился ко мне. Я опустил глаза, рассчитывая, что дервиш положит несколько монет в миску или даст мне хлеба. А он вместо этого встал на колени.
— Салям алейкум, — сказал он.
— Алейкум салям, дервиш, — ответил я и не узнал своего голоса, который вдруг сделался хриплым. Довольно давно у меня не было возможности с кем-нибудь поговорить, и я почти забыл, как звучит мой собственный голос.
Дервиш назвался Шамсом Тебризи и спросил, как зовут меня.
Я рассмеялся:
— Зачем имя такому человеку, как я?
— У каждого человека есть имя, — возразил дервиш. — У Бога нескончаемый запас имен. Из них нам известны всего девяносто девять. Если у Бога такой запас имен, то как может человек — подобие Бога — обходиться без имени?
— Когда-то у меня были мать и жена, и они звали меня Хасан.
— Значит, Хасан, — кивнул дервиш. Потом, удивив меня, он подал мне серебряное зеркальце. — Возьми. Один хороший человек в Багдаде дал мне его, но тебе оно нужнее, чем мне. Оно будет напоминать тебе о том, что ты носишь Бога внутри себя.
Прежде чем я успел что-то ответить, послышался необычный шум. Сначала я решил, что в мечети поймали воришку. Однако крики становились все громче и громче. Случилось нечто куда более ужасное. Никакой воришка не заслуживал такого возмущения.
Вскоре все стало ясно. Оказалось, в мечеть зашла женщина, да еще всем известная шлюха, которая переоделась в мужскую одежду. Мужчины выволокли ее наружу, крича:
— Бичевать обманщицу! Бичевать шлюху! Разъяренная толпа оказалась на улице. Я увидел молодую женщину в мужской одежде. У нее было смертельно бледное лицо, в миндалевидных глазах застыл ужас. Мне уже приходилось видеть подобные суды. И я всегда поражался тому, как разительно меняется человек, становясь частью толпы. Обыкновенные мужчины, никогда прежде не замеченные в насилии, — ремесленники, торговцы, разносчики — превращались едва ли не в зверей, стоило им сойтись в толпу. Суд толпы был делом привычным и заканчивался выставлением трупа на всеобщее обозрение.
— Бедняжка, — прошептал я, обернувшись к Шамсу Тебризи, но его уже не было рядом.
Я заметил, как дервиш метнулся к толпе, словно огненная стрела, пущенная в небо. Тогда я тоже вскочил и бросился за ним.
Поравнявшись с толпой, Шамс поднял палку, как если бы это был флаг, и крикнул что было мочи:
— Люди, остановитесь! Стойте!
Озадаченные люди вдруг затихли и с удивлением уставились на дервиша.
— Вам должно быть стыдно! — ударяя палкой о землю, вновь крикнул он. — Тридцать мужчин против одной женщины! Разве это справедливо?
— Она не заслуживает справедливости, — заявил дюжий мужчина с квадратным лицом и затуманенным яростью взглядом.
Этот человек как будто сам назначил себя предводителем. Я сразу его узнал. Это был стражник по имени Бейбарс, которого отлично знали все городские попрошайки и которого все боялись из-за его жестокости и жадности.
— Эта женщина переоделась в мужчину и проникла в мечеть, введя в заблуждение благочестивых мусульман.
— Ты хочешь сказать, что собираешься наказать ее за то, что она пришла в мечеть? Но разве это преступление? — издевательски переспросил Шамс Тебризи.
Все затихли, услышав вопрос. Очевидно, такое никому не приходило в голову.
— Она шлюха! — проорал еще кто-то в толпе. — Ей нет места в святом месте!
Этого оказалось достаточно, чтобы вновь воспламенить толпу.
— Шлюха! Шлюха! — послышалось сразу несколько голосов. — Разделаемся со шлюхой!
Словно подчиняясь приказу, какой-то юнец подпрыгнул и попытался сорвать тюрбан с головы женщины. Он потянул его, тюрбан размотался, и длинные светлые волосы женщины заблестели на солнце, волной упав ей на спину. Толпа затаила дыхание, пораженная молодостью и красотой «преступницы».
Вероятно, Шамс понял смешанные чувства, поразившие толпу, потому что подошел еще ближе, все так же размахивая палкой.
— Придется вам определиться, братья! Или вы презираете эту женщину, или желаете ее?
С этими словами дервиш схватил женщину за руку и притянул к себе. Она спряталась за его спину, как маленькая девочка за мамину юбку.
— Ты совершаешь большую ошибку, — проговорил предводитель, возвысив голос. — Ты чужой в этом городе и не знаешь наших порядков. Держись от нас подальше.
Вмешался еще кто-то:
— Что это ты за дервиш такой? Тебе нечего больше делать, как защищать шлюху?
Шамс помолчал, словно раздумывал над вопросом. Он не выказывал никаких чувств, оставаясь внешне спокойным.
— А как вы узнали, что среди вас женщина? — вдруг спросил он. — Разве вы приходите в мечеть глазеть по сторонам, а не молиться? Если бы вы были такими благочестивыми, какими хотите казаться, вы бы не обратили на эту женщину внимания, даже будь она нагой. А теперь возвращайтесь обратно и на сей раз постарайтесь молиться получше.
На улице воцарилось неловкое молчание. Ветер гнал по земле листья, и на мгновение мне показалось, что вблизи меня только они и движутся.
— Идите же! Возвращайтесь в мечеть! — проговорил Шамс и помахал палкой, словно прогоняя мух.
Не все послушались его, но все подались назад и неуверенно отошли на пару шагов, в изумлении выжидая, что он будет делать дальше. Кое-кто оглянулся на мечеть, словно раздумывая, не вернуться ли. В это мгновение женщина набралась смелости и выскочила из-за спины дервиша. Стремительно, как кролик, она развернулась на пятках и, встряхивая светлыми волосами, исчезла в ближайшем проулке.
Двое мужчин попытались преследовать ее, однако Шамс Тебризи преградил им дорогу, с такой силой ударив перед ними палкой, что они споткнулись и повалились на землю. Прохожие стали смеяться над ними, и я тоже рассмеялся.
Сбитые с толку и ошеломленные, мужчины поднялись на ноги, но к этому времени шлюхи и след простыл, да и дервиш, сделав свое дело, уже уходил прочь.
Сулейман-пьяница
Глубокий сон сморил меня на постоялом дворе. Я проснулся, лишь когда с улицы послышались оглушительные крики.
— Что там? — спросил я, открыв глаза. — Нас захватили монголы?
В ответ раздался смех. Я обернулся и увидел нескольких завсегдатаев, издевательски показывавших на меня пальцами. Грязные ублюдки!
— Не бойся, старый пьяница! — крикнул Христос, хозяин постоялого двора. — Зачем ты монголам? Это Руми идет мимо с армией своих обожателей.
Я подошел к окну и выглянул наружу. Христос был прав. Возбужденная процессия учеников и поклонников сопровождала Руми с криками: «Бог велик! Бог велик!» Над этими людьми гордо возвышался Руми, сидевший на белом коне. От проповедника исходили сила и уверенность. Я открыл окно и, высунув голову, стал наблюдать за толпой. Двигаясь со скоростью улитки, она наконец-то поравнялась с постоялым двором. Некоторые люди были настолько близко, что я мог бы с легкостью коснуться их голов. Неожиданно мне в голову пришла блестящая идея. Почему бы не стащить кое с кого тюрбаны?
