двора. Вскоре пошел сильный дождь, и улицы превратились в быстрые реки, а я промок до нитки.
— Будь оно все проклято! — не выдержал я. — Будь проклято! Проклято!
Я уже решил было отложить убийство на другую ночь, но тут услышал резкий звук, которого не мог заглушить громкий стук капель по крышам и дорогам. Кто-то вышел во двор.
Это был Шамс. Держа в руке масляную лампу, он шел на меня и остановился всего в нескольких шагах от куста, за которым я прятался.
— Прекрасный вечер, — произнес он.
С трудом сдерживая замешательство, я вздохнул. Неужели он не один? Или разговаривает сам с собой? Или знает, что я его поджидаю во дворе? Но как он мог узнать обо мне? Голова у меня буквально лопалась от мыслей.
Потом появилась еще одна мысль, которая повергла меня в ужас: каким образом лампа в его руке продолжает гореть, несмотря на сильный ветер и дождь? Как только я подумал об этом, по спине у меня побежали мурашки.
Мне припомнились всякие толки о Шамсе. Он знает черную магию, говорили люди; он может превратить человека в ревущего осла или летучую мышь, всего лишь связав пару ниток своей одежды и произнеся заклинание. Правда, я никогда не верил в эту чепуху и не собирался верить, но, когда стоял, наблюдая за негаснущей лампой Шамса, меня трясло с головы до ног.
— Когда-то в Тебризе у меня был учитель, — проговорил Шамс, поставив лампу на землю. — Он научил меня тому, что времени хватает на все. Это одно из последних правил.
Что за правила? Что за загадки? Мне надо было немедленно решать, то ли выходить из-за куста, то ли ждать, пока он повернется ко мне спиной, чего он мог и не сделать. Если он знает, что я рядом, нет смысла прятаться. Если не знает, надо точно рассчитать, когда лучше выйти из тени.
И тут я заметил силуэты троих мужчин, которые прятались снаружи за стеной двора. Наверное, им было невдомек, почему я не убиваю дервиша.
— Правило номер тридцать семь, — продолжал Шамс. — Бог тщательно рассчитывает время. Настолько четок его порядок, что все на земле происходит точно в свое время. Ни минутой позже, ни минутой раньше. Часы тикают для всех без исключения. Каждому человеку отмерено время для любви и для смерти.
Тут до меня окончательно дошло, что он говорит со мной. Он знал, что я нахожусь рядом. Он знал это еще до того, как вышел во двор. У меня громко забилось сердце и появилось ощущение, будто вокруг не осталось воздуха. Не было смысла прятаться. Я выпрямился и вышел из-за куста. Дождь прекратился так же внезапно, как начался, и наступила тишина. Мы стояли лицом к лицу — убийца и жертва, и, несмотря на дикость ситуации, все было как будто мирно и естественно.
Я вытащил меч и ударил наотмашь, однако дервиш отклонил меч с ловкостью, какой я от него никак не ожидал. Я уже хотел ударить еще раз, но тут послышался какой-то шум, и словно ниоткуда появились шестеро мужчин с дубинами и копьями, которые напали на дервиша. Очевидно, молодые люди привели с собой друзей.
Все, смешавшись, повалились на землю, потом снова поднялись на ноги и снова попадали кто куда. В изумлении и ярости я следил за происходящим. Никогда прежде мне не приходилось играть роль свидетеля убийства, за которое мне заплатили деньги. Я был до того зол на трех юнцов за их наглость, что вполне мог бы спасти дервиша и поколотить их самих.
Однако вскоре один из нападавших принялся истерически орать:
— На помощь! Шакалья Голова, скорей! Он убьет нас!
Тогда я быстрее молнии отбросил меч, выхватил кинжал из ножен и бросился к дерущимся. Семь человек прижали дервиша к земле, и я вонзил кинжал ему в сердце. Раздался один-единственный хрип, дервиш даже не дернулся.
Вместе мы подняли мертвое тело, которое оказалось на диво легким, бросили его в колодец и стали ждать, когда раздастся всплеск.
Но мы так ничего и не услышали.
— Какого черта? — не выдержал один из убийц. — Разве он не в колодце?
— В колодце, в колодце, — попытался успокоить его другой. — Не мог же он выбраться наружу!
Испугались все. И я тоже.
— Может быть, он зацепился за крюк в стене? — предположил третий.
В этом был здравый смысл. Необходимо было найти разумное объяснение, и мы радостно обнялись, хотя отлично знали, что никаких крюков в стенах колодца не было и в помине.
Не знаю, сколько времени мы простояли там, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Холодный ветер гнал по двору сухие коричневые листья. Высоко в небе темно-синяя тьма расходилась, уступая место багровым лучам восходящего солнца. Наверное, мы долго оставались во дворе, во всяком случае до тех пор, пока не открылась задняя дверь и на пороге не появился человек. Я тотчас его узнал. Это был Мавлана.
— Кто ты?! — крикнул он, и в его голосе я услышал тревогу. — Ты здесь, Шамс?
Едва было произнесено имя дервиша, как мы все семеро пустились наутек. Шестеро из нас перепрыгнули через стену и были таковы, а я стал искать кинжал, который валялся в грязи под кустом. Я понимал, что нельзя медлить ни секунды, но не смог устоять перед искушением и обернулся.
Я увидел, как Руми идет во двор, а потом поворачивает налево к колодцу, словно ему кто-то подсказывает направление поисков. Подавшись вперед, он стал смотреть в колодец и простоял так пару минут, пока его глаза не привыкли к темноте. Потом он отпрянул, упал на колени, ударил себя в грудь и испустил истошный крик:
— Они убили его! Они убили моего Шамса!
Я перепрыгнул через стену, забыв о кинжале, испачканном кровью дервиша, и побежал так, как не бегал никогда в своей жизни.
Элла
Благоуханным и солнечным был тот августовский день. День, похожий на все остальные. Элла проснулась рано, приготовила завтрак для мужа и детей, проследила, чтобы они вовремя удалились — кто на работу, кто в шахматный и теннисный клубы, потом вернулась в кухню, открыла поваренную книгу и стала выбирать меню на день.
Суп-пюре со шпинатом и грибами
Мидии с горчичным майонезом
Жареные гребешки под сливочным соусом с эстрагоном
Салат из овощей с клюквой
Цукини с рисом и тертым сыром
Открытый пирог с ревенем и ванильным кремом
Полдня Элла занималась тем, что резала, парила, жарила. Когда все было готово, она достала лучшую посуду. Расставила тарелки, положила салфетки, украсила стол цветами. Потом она поджарила крутоны, густо заправила салат жирной сметаной, как любил Ави. Ей пришло в голову зажечь свечи, однако она передумала. Лучше оставить все как есть.
После этого Элла взяла чемодан, который приготовила заранее, и вышла из дома. По пути она шептала одно из правил Шамса.
