удовольствия и попытался расслабиться. Но все его мысли были о Ронейне, чувство сострадания и страха за его судьбу не давало покоя.
– Ты можешь все бросить, – прервала она его мысли. – Упаковаться и улететь домой, найти Ронейна.
– Я уже слишком далеко зашел. Как змея, вцепившаяся в свою жертву. Мои челюсти не выпустят ее. Теперь придется ее заглатывать.
– Никто тебя не обвинит.
– Я сам буду винить себя. Да и Ронейн тоже. Черт, как он, наверное, себя ненавидит. Как одиноко себя чувствует, считая, что бросил меня в пасть ко льву.
– Он тебе по-настоящему дорог, да?
Маршалл кивнул.
– Кроме тебя, он для меня самый близкий человек в мире.
– Ты мне не хочешь рассказать о своих планах?
– Нет. Чем меньше ты будешь знать, тем для тебя безопаснее.
Поставив бокал, она крепко обняла его.
– Пойдем спать. Мне хочется почувствовать тебя рядом.
Он погасил свет и лег, обвившись вокруг нее. Вскоре оба почувствовали нарастающее возбуждение.
Это была нежная близость, размеренная и неторопливая. Тела их, слитые воедино, плавно двигались в невесомости сладострастия. Ни новых поз, ни эротических ухищрений, просто – он на ней. Через пятнадцать минут они наконец разомкнули объятия.
Некоторое время прошло в молчании.
– Ревность – ужасная вещь, – проговорил Маршалл.
– Не начинай все сначала.
– Она меня уже достала. Когда мне нужно на чем-то сосредоточиться, эмоции берут верх. Я испытываю только ревность и свое бессилие перед тобой. Боюсь, в один прекрасный день, находясь в таком состоянии, я не распознаю надвигающуюся опасность.
– Тогда не ревнуй. Научись доверять.
– Если бы это было так просто!
– Воспринимай людей такими, какие они есть.
– То есть?
– Ладно, оставим.
– Ты хотела что-то сказать?
– Нет. – Она не могла объяснить, как ей нужна свобода для того, чтобы любить его и в то же время жить своей собственной жизнью. Он никогда не поймет этого. – Ты слишком многого от меня ожидаешь. Я люблю тебя. Неужели недостаточно?
– Это не так просто.
– Почему? Я не виновата, что ты представляешь меня с другими мужчинами. Это какая-то фантазия, и она, похоже, заводит тебя.
– К черту. – Маршалл сел в кровати.
– Так и есть. Ты сам делаешь себя стариком. – Она тут же пожалела об этих словах.
– Прекрасно, Джилл.
– Чего ты ожидал? – Чем больше она сожалела о сказанном, тем труднее было остановиться. – Он был точно таким же. Тоже все время жаловался на разницу в возрасте.
– Кто?
– Мой отчим, черт возьми. Кто же еще?
– Зачем ты вспоминаешь об этом?
– Ты сам начал. – Она отодвинулась от него. – Ну и что ты сделаешь? Ударишь меня, как он?
– Ты не можешь все время прятаться за него.
– Чушь.
– Да? Не думаю. В этом ты вся.
– Может, я хочу большего, чем ты можешь предложить. – Она видела, что это причиняет ему боль, но не могла остановиться. Конечно, он прав, она никого не подпускала слишком близко. Он был не единственным, и она не могла признаться в этом, не обидев его. Никто для нее не значил так много, но все равно этого было недостаточно. – Видишь ли, жизнь – это не фильм Джона Уэйна[16].
– Что ты этим хочешь сказать?
– Хватит меня расстраивать! – закричала она. – Ты сам знаешь, что я хочу сказать. – Она негодовала на его спокойствие, на то, что вышла из себя и предстала в таком нелепом виде. Она принялась бить его, а он
