— Это новый порядок, Хайнрих. Может быть, мы сами виноваты, и теперь нам придется за это расплачиваться. Нам следовало бы вернуться домой раньше, в те давние дни, когда Германия только оправлялась от войны.
— Но они не хотели нам этого позволить.
— Несмотря ни на что, нам следовало пытаться.
— Мне все равно. Я все еще хочу домой.
— Я тоже, Хайнрих. Я тоже.
— Тогда так и сделаем.
— Вы понимаете, что они используют против нас наше прошлое, а это значит, что появятся израильтяне и другие и начнут за нами охоту. Вы хотите стоять в стеклянном ящике, как Эйхман?
— Он был убийцей. Мы же — ученые, — отклонил эту мысль Триммлер.
— Для них нет разницы.
Триммлер немного подумал, прежде чем ответить.
— Если мы предоставлены сами себе, тогда нам нужно отправиться домой и все посмотреть самим. Поговорить с Гробом, поговорить с Фриком. Лицом к лицу. Надоело, Альберт, я хочу быть дома. Ездили вы когда-нибудь снова в Пеенемюнде или в Нордхаузен?
— Однажды. В Пеенемюнде. Там все по-прежнему. Здания, установки для запуска ракет. Гнилые и ржавые, но все на месте.
— Мне очень хотелось бы это увидеть. Послушайте, когда конференция закончится, давайте встретимся там. У меня будет свободное время. Я приеду у Германию. Прежде всего в Нордхаузен.
— Я еще не располагаю вашей западной свободой.
— Не говорите мне, что вы не можете вернуться в Россию через Германию. В эти-то дни?
— Ну, допустим, — согласился Гуденах.
— Встретимся в Нордхаузене. В гостинице «Куротель», около металлургического завода.
— Это не так просто.
— Через… — Триммлер немного подумал, — семь дней. Конференция завершится через три дня, а затем у нас будет достаточно времени, чтобы устроить свои дела и встретиться.
— Не знаю. А что же Гроб?
— Да ничего. Мы ему позвоним и попросим, чтобы он нас встретил. Если захочет. Он-то в Германии. Это мы в изгнании, Альберт! Давайте покончим с разговорами и пожеланиями, что нам делать. Давайте сделаем. Глупо, если мы не сделаем этого теперь…
— Хорошо. Давайте делать. Завтра же решим.
— Через семь дней. Я буду ждать вас.
— Посмотрим.
Они еще раз запили свои печали и горести, опорожняя постепенно бутылку со шнапсом.
— Фрик и другие, — сказал Триммлер. — Мы сделали все это возможным, а они хотят выбросить нас на свалку.
— Так принято в этом мире, мой друг.
— Так не принято. Во всяком случае, мы с этим не должны мириться. Все было нацелено на наше возвращение. Деньги и все остальное. Надо исправить положение именно в этом смысле.
Триммлер покинул номер 1589 полчаса спустя. Он не совсем твердо держался на ногах и на этот раз воспользовался лифтом, чтобы попасть на восемнадцатый этаж. Разумеется, он не видел, как из номера 1591 вышел Эдем, прослушавший этот разговор в соседней спальне, дверь которой ему пришлось взломать.
Через пятнадцать минут Такер связался с ЗДА в его доме в Джорджтауне и представил своему начальнику полный отчет о происшедшем.
Двадцать минут спустя на телефон-секретарь Новака поступило указание позвонить ЗДА.
— Где вас черти носят так рано утром? — спросил его ЗДА. — Я звонил вам и домой, и на работу.
— Играл в покер. С приятелями. Собираюсь уходить, — ответил Новак.
— О’кей. Не отвечайте мне. Но я хочу, чтобы вы ушли оттуда, когда я закончу говорить, и передали все нашим друзьям. Понятно?
— Понятно. — Новак знал, кого он подразумевает под «нашими друзьями». Он внимательно слушал, когда ЗДА передавал ему отчет Такера о разговоре двух ученых. Когда он закончил, Новак сказал: — Я тотчас это передам.
Повесив трубку, он откинулся на спинку дивана и потрогал свой пенис, который тотчас же стал подниматься. На Новаке были только носки, один ботинок и рубашка.
— Два валета, — сказал Зорге, заглядывая в свои карты. Он был одет соответствующе.
Мэри Моникер захихикала и бросила свои карты на стол.
— Два очка, — сказала она, встала и сбросила бюстгальтер.
— Позволь, ты не видела мою руку, — запротестовал Новак.
— Я предпочитаю видеть вашу руку только на моей попке.
Мужчины рассмеялись.
— Это из компании. Они хотят связаться с нами, — обратился Новак к Зорге. — Дело продвинулось.
— И может подождать, — сказал Зорге.
— Естественно. Надо закончить игру.
— Хорошо. Что же было у вас на руках?
Новак перестал дрочить себя, взял лежавшие около него карты и положил их на стол вверх картинками.
— Три короля. Вы выиграли, — сказал Зорге.
— Не совсем. При этой игре выигрывают все.
Редактор новостей проводил утреннюю летучку, когда раздался звонок телефона.
— Миклер на проводе, — сказала секретарша, сообщив по селектору о важном событии. — Новое нападение террористов. Взорвана бомба в «Гравенбрух Кемпински» в Неу-Изенбурге.
— Вот дерьмо! — выругался редактор новостей, — Подключите его. — Он прикрыл трубку рукой и сказал находившимся в комнате: — Отложите все. И приготовьтесь перекраивать все страницы. — Затем рявкнул в трубку: — Что там случилось?
— В Неу-Изенбурге произошел большой взрыв. Вызваны пожарные из центра города. Это крупное происшествие. Мой корреспондент сказал по телефону, что, по его мнению, взорвана бомба. Говорил еще что-то о Звездах Давида и других лозунгах, намалеванных на стенах.
— Где вы теперь?
— В машине. Еду туда.
— А фотограф?
— Со мной.
— Сколько же вам добираться?
— Двадцать минут. Мне повезло. Я ехал на брифинг в полицию, когда получил…
— Позвоните снова, как только приедете. И держите меня в курсе дела.
— О’кей.
Но редактор новостей уже положил трубку, спеша повидаться с Главным.
— Могла быть и бомба, — сказал он своим подчиненным, открывая дверь. — Приготовьте запасную группу при Миклере.
И оставьте линию связи открытой исключительно для него. А все остальное располагайте так, как мы решили утром.
Главный проводил запланированную встречу с местным политическим деятелем, когда позвонил секретарь и сказал, что редактор новостей просит срочно принять его. Он положил трубку, извинился и
