Они в молчании опустились вниз, а затем, вышли на Кэнел-стрит. Эдем увидел запаркованную машину Фрэнки и помахал ему. Белый «кадиллак» ринулся вперед и затормозил перед другим такси, подъезжавшим к ним.
— Эй, что ты делаешь? — пронзительно закричал водитель такси на Фрэнки.
Эдем открыл заднюю дверцу для Триммлера и сел рядом с ним.
— Французский квартал, — сказал он Фрэнки. — Что-нибудь конкретное? — поинтересовался Эдем у Триммлера.
— Надо перекусить. В каком-нибудь спокойном месте.
— О’кей? — спросил Эдем у Фрэнки.
— Есть такое место, — сказал Фрэнки, направляя машину по Кэнел-стрит, а вслед ему несся поток ругательств оставшегося с носом таксиста.
Они проехали на Чартрес-стрит, где Фрэнки остановился у «Кей-Полз луизиана китчен».
— Лучшие каджунские кушанья в городе, — сказал он, но Триммлер уже выскочил из машины, направляясь в ресторан. — Может, мне следовало заехать в кафе-мороженое? Чтобы немного охладить его, а?
— Не отрывайтесь, пожалуйста, слишком далеко, — попросил Эдем, следуя за Триммлером.
— А разве я когда-нибудь отрываюсь? Черт возьми, разве я отрываюсь?
Триммлер нашел столик в углу. Он дал знак Эдему сесть рядом с ним, и к столику подошел официант.
— Всем привет. Добро пожаловать в «Кей-Полз луизиана китчен», — затараторил он, ставя на стол два стакана воды со льдом. — Это заведение названо в честь великого вождя каджунов Пола Прудомма и его жены Кей. У нас лучшая во всей Луизиане каджунская кухня. — Он положил на столик меню. — Пожалуйста, посмотри, а я скоро вернусь принять заказ.
— Я хотел бы просто выпить, — сказал Триммлер.
— О’кей. Здесь есть коктейли, начиная с…
— Скотч. Просто скотч. Со льдом.
— О’кей. Что еще?
— Апельсиновый сок.
— И это все?
— Это все. Только скотч принесите побыстрее.
Официант отошел с надменным видом. Они сидели молча, ожидая заказ.
— Еще один, — распорядился Триммлер, немедленно опорожнив свой стакан.
— Вы гости, — улыбнулся официант и пошел к бару за вторым стаканом виски.
Эдем медленно потягивал свой апельсиновый сок и ничего не говорил.
— В чем дело, нянька? Не любите алкоголь?
— Иногда пью.
— Ага! Вы при исполнении обязанностей. Не в этом ли дело?
— Так точно.
Триммлер рассмеялся:
— При исполнении обязанностей! Для смены моих пеленок. И за это вам платят? Побыв нянькой, можно научиться и пить.
— Мистер Триммлер, оскорбления в мой адрес излишни. Они не производят впечатления. Если вы от этого лучше себя чувствуете, то валяйте. Но тогда я, пожалуй, пойду и посижу за другим столиком, чтобы наслаждаться пищей, не отвлекаясь.
Триммлер чуть откинулся на стуле и внимательно оглядел Эдема.
— У вас легкая жизнь. И вы знаете об этом. Вы делаете то, что вам прикажут. Не нужно думать, просто исполнять. Я провел всю свою жизнь в раздумьях. И вот приходит день, когда начинаешь думать: для чего же нужны были все эти раздумья? Просто на пользу науки. Просто для того, чтобы вывести еще одного человека в космос. Сделать все это возможным, а самому не почувствовать, на что же все это похоже, самому никогда не понять, что же действительно означает эта невесомость, когда человек висит над нашей маленькой планетой, плавает в космосе. Вся мировая наука, все размышления никогда не заменят действительного пребывания там. — Он сделал большой глоток, опорожняя свой стакан, и официант подошел, чтобы снова наполнить его.
— Вы готовы сделать заказ? — осведомился он.
Триммлер показал, чтобы официант ушел.
— О’кей. Я подожду.
— Еще один такой, — потребовал Триммлер, подымая свой, снова наполненный стакан.
Эдем понял, что он не относится к людям, которые, выпивая, чувствуют свою норму. Блеск в его глазах подтверждал это.
Триммлер доверительно наклонился над столом, когда официант опять пошел к бару.
— Мечты, — продолжал он, — не являются достоянием только молодых. Слишком самонадеянно для вас, людей молодых, думать так. Но именно так вы и думаете. Слишком многие путают успех с мечтами. Я добился успеха. Большого, смею вас заверить. Я богат. Я знаменит, не как поп-звезда, но в моем собственном мире. Я был причастен к истории, я ее трогал, я ее делал с семнадцати лет. Но я никогда не был ее частью. Я никогда не летал в своих космических кораблях, никогда… мечты, которые я вынашивал молодым человеком, превратились в достижения других, в чужих странах. Но мечты обретают все большее значение по мере нашего старения. И знаете почему? Потому что остается мало времени, чтобы воплотить их в жизнь. И вот приходят молодые и сокрушают ваши мечты, будто они вовсе не существовали. — Он снова сделал большой глоток. — У вас даже нет представления, о чем я говорю, не так ли?
— Я понимаю, о чем вы говорите.
— Гм… — недоверчиво промычал Триммлер. — Вы англичанин, да?
Эдем кивнул.
— Европеец. Как я. Ближе ко мне, чем эти американцы со своим варварским образом жизни. Эта страна — культурная пустошь. Доллар! Только он их и заботит. Их доллары и что можно на них купить. Когда мне было тринадцать лет, мой отец водил меня на концерты. До войны я слушал некоторых величайших музыкантов мира. Я жду здесь чего-то почти пятьдесят лет. Чего я здесь жду?
Эдем увидел, что к ним опять направился официант.
— Думаю, что нам следует сделать заказ. Иначе нас выставят отсюда.
— Закажите. Что-нибудь. Цыпленка, если он у них есть.
Официант поставил на стол новый стакан с виски и льдом и принял от Эдема заказ: цыплят по- каджунски для пьющего и печеную краснорыбицу для себя. Блюдо из красной рыбы одно время было столь популярно, что в конце 1980-х годов был наложен запрет на ее отлов в коммерческих целях. В соответствии со стилем Эдема это было также самое дорогое блюдо в меню.
В это время в дверях появился Фрэнки в своем кресле и подал Эдему сигнал подойти. Эдем извинился, прошел через ресторан к таксисту.
— Вам послание от Такера, — сказал Фрэнки. — Он передал, что некто Гроб Митцер только что погиб. В здании, которое было взорвано. В Германии. Вашему другу, если он еще не знает об этом, ничего не говорите. Вас просто ставят в известность.
— О’кей. Увидимся позже.
Митцер… — размышлял Эдем, возвращаясь обратно к столику. Это имя упоминалось во время встречи Триммлера с Гуденахом. Триммлер говорил, что им следует встретиться с Митцером в Нордхаузене. И вот теперь он мертв. Сигналы опасности нарастали с каждой минутой.
— Что там такое? — спросил Триммлер, когда Эдем сел.
— Такер. Он хотел бы знать, когда мы вернемся.
— А при чем здесь калека? Он же встречал нас в аэропорту.
— Он входит в команду Такера.
— Любят они играть в бирюльки, эти американцы.
Если ему так сильно недостает Европы, почему же он не возвращается туда? — подумал Эдем. Имея доллары, имея фунты. Если Германия для него все еще дом, зачем же он остается здесь?
