Константинович снаряжал дружину в Суздале, готовил ее к переброске в Коломну, а тут Орда. Незнаемо откуда, незнаемо чья. Нижегородцы разбежались, поплыли на лодиях, на стругах, на ушкуях и лодках к Городцу. Суздалец предложил ордынцам откуп. Откупа не взяли. Новгород Нижний сожгли.
Думал Бегич отвлечь не только Суздальца, надеялся, что Дмитрий отведет войско из Коломны на Засурье, тут бы и ударить. Не тронул ни одного полка московский князь из Коломны. Суздальцу наказал дружину в Коломну не водить, беречь левый фланг московского войска от изгона ордынских всадников через Засурье.
— Ждать ли удара от Ягайла? — спросил Дмитрий у Андрея Ольгердовича.
— Не ждать! — ответил князь Андрей.— Ягайло убил дядю, бьет братьев. На пути у него стоит брат мой Дмитрий. Пока он в Трубчевске, Ягайлу не пройти.
Спустил Дмитрий к югу под Коломну московский пеший полк, московскую конную дружину, московских стрелков. Боброк устроил вновь учение всему войску, ждал подхода рязанцев и пронцев.
Епифаний Коряев Цритих, не смел перечить Олегу, слал в Орду вести, что Олег будет биться за город, лучше Орде мимо идти, тогда и Олег будет с Мамаем. Однако, когда Олег объявил, что двинется дружиной к Щуровской крепости, Епифаний зашипел:
— Князь московский за Окой отстоится, а Рязани пусту быть.
— Быть пусту, а я дружину сохраню! — отрубил Олег.
Сакмагоны стерегли Бегича. Когда его войско продвинулось по Воронежу к верховьям Дона, подняли в небо сигнальные дымы. В несколько часов доплыли те дымы до Коломны.
Дмитрий созвал князей и воевод на совет.
— Где встретим? — поставил он первый вопрос.
— Надо так встретить, чтобы ни один ордынец назад не ушел,— сказал Боброк.
— Из тридцати тысяч ни один? — спросил Дмитрий.
— Всегда надо стремиться к большему.
Решили поставить войско перед рекой, дабы заставить ордынцев перед боем переправиться и положить водную преграду за своей спиной. Ока не годится. Через Оку трудна переправа. Орда или откажется от переправы, или попытается обойти войско и переправиться вдалеке.
На пути из Коломны к Переяславю рязанскому две реки: Меча и Вожа. Меча неглубока, Вожа шире Мечи и глубока.
Река Вожа делает крутую петлю при впадении в Оку, верст десять течет рядом с Окой. Вот тут и стать войску, перегородить долину между Вожей и Окой. Левая рука московского войска будет защищена Окой, правая — Вожей. Если Орда перейдет Вожу выше, московская рать легко совершит поворот лицом к Орде.
Бегич с Воронежа перешел Комариный брод, вышел на Красивую Мечу, прошел Кузьмину гать и стал на Куликовом поле. О его движении оповестили сигнальные дымы. Войско Дмитрия в один переход пришло на Вожу и заступило долину между Вожей и Окой.
Бегич одним днем прошел от Куликова поля до Пронска и зажег город. Олег увидел ночное зарево над Пронском, на рассвете вывел дружину из города и в один час дошел до Вожи, перешел реку и отдал дружину под начало пронского князя Даниила. Боялся не Мамая, а бояр и Епифания Коряева. Воеводой рязанской дружины поставил он боярина Назара Данилова, сына Кучакова.
Дмитрий расположил войско в двух поприщах от берега Вожи. Не надо мешать Орде перейти через Вожу. Надо дать ей простор и для построения и для разгона.
В середине — Большой полк. Пешая рать белоозерцев и устюжан. В полк правой руки Дмитрий поставил кованую рать Андрея Ольгердовича, князя псковского и полоцкого, и конную дружину Москвы. Воеводой полка правой руки поставил Тимофея Васильевича Вельяминова, московского окольничьего. В полк левой руки собрал всадников Даниила пронского, рязанцев и конных дружинников подручных князей. Два пеших полка копейщиков отвели за спину полков правой и левой руки на случай, если конница побежит от ордынских всадников. Тогда примут ордынцев на копья пешие копейщики. Нужны эти два полка и на случай, если Бегич пустит своих всадников в обход.
Оберегать Большой полк вышли тысяча двести стрелков с самострелами. Оберегать полк правой руки ставились тысяча двести стрелков, полк левой руки — тысяча шестьсот стрелков. Когда-то под переяславлем против Суздальца стояло всего лишь четыреста стрелков.
Сигнальные дымы стремительно наплывали на Вожу. Они обозначили путь Бегичевой рати прямой, как струна.
Утром над Вожей повисла непроницаемая мгла. Туман был столь густым, что сосед по строю не различал соседа. В таком тумане войска не движутся. К полудню туман рассеялся, солнце озарило вожинские луга, заблистала влажная трава мириадами отраженных осколков солнца. Из-за Вожи пришли сакмагоны, донесли князю Дмитрию, что Бегич в одном переходе.
Солнце склонилось с полудня к вечеру. Ордынские всадники взлетели на бугор над рекой и остановились, завидев русское войско. От бугра до реки полтора поприща, да от реки до московского войска поприще. Всадники казались игрушечными. Они повертелись на бугре и исчезли.
Московское войско стояло тихо. И в тишине донесся из-за Вожи тяжкий рокот тысяч копыт. На луга вывалились тучи зайцев, бежали лисы, мчались олени, косули и лоси. Они переправились через реку и побежали в лес, огибая московские полки.
Бугор на том берегу потемнел от всадников, они отекли бугор, скакали по склону к Воже, и вот уже весь вожинский луг покрылся тьмой ордынцев. Они поили коней в реке, доносились гортанные крики, но ни один ордынец не спускался в воду.
Орда остановилась на противоположном берегу, втаптывая в землю луговое разнотравье. На бугре над Вожей вознесся шатер предводителя ордынской рати.
На русской стороне костров не разводили, на ордынском берегу вспыхнуло ожерелье костров. Московские воеводы знали повадки Орды. Когда Орде желалось преувеличить свою силу, каждый воин разжигал два или три костра. Ордынцы пугали кострами, но напрасно. Сакмагоны, провожая Бегичеву рать, насчитали в ней тридцать тысяч всадников. Давно Русь не встречала такого нашествия, ни во времена Ивана Калиты, ни при Симеоне Гордом.
Солнце опускалось за Окой, за темным окоемом заокского леса. Его лучи скользили по московскому войску. Такого в своих походах на Русь темник Бегич не видывал. Червленые высокие щиты опоясали сплошной чертой длинный строй пеших воинов. В лучах солнца блистали шлемы пеших. Сплошная густерьма копий скрывала, во сколько же рядов стоят пешие воины, сколько их в глубину. Справа и слева от пешей стены застыли конники. Тот же над ними плотный лес копий. Сверкают хоругви, полощется знамя московского князя — черное полотно с белым шитьем русского бога.
Темники собрались на совет. Все они были бывалыми воинами, водили ордынцев во многие битвы. И всех их смущало спокойствие русского войска, смущали длинные копья.
— Я говорил — сказал Ачи-хожа.— Надо идти всей Ордой.
— Если мы уйдем,— ответил Бегич,— войско Дмитрия не рассеется, на будущее лето оно возрастет числом. Они разбили казанских эмиров. Кто скажет, не пойдут ли они вслед за нами? Оробевший воин — легкая добыча для врага! Если мы повернем назад, наши воины оробеют.
Бегич приказал ждать.
— Ожидание утомляет и вселяет страх! — сказал он темникам.— Мы будем стоять четыре дня, на пятый ударим. У русов вырастет страх!
Однако в душе, в мыслях своих Бегич не мог унять смятения. Никто из ордынцев не упомнит, чтобы ордынская рать в шесть туменов была бы остановлена русами. Не остановят и ныне, но победа не дастся легкой кровью. Бегич знал, что стену пеших воинов, вооруженных длипными копьями, не так-то легко сбить конными лавами. Конь не прыгнет на стального ежа. Прежде чем удастся положить эти копья, нужно будет потерять несколько тысяч всадников. Спешить своих воинов? Где? Переправившись через Вожу, перед лицом русского войска некогда конных спешивать, некогда их строить в пешие ряды. Трудно, очень трудно будет сбить русов, но Бегич был уверен, что русы побегут. Они всегда бегали от Орды.
