– Ничего…
Рожа таможенника изобразила административную суровость и пошла складками, в которых окончательно спрятались его поросячьи глазки.
– Это весь ваш багаж?
– Как видите.
Страж пограничья переворошил носки-футболки-шампунь-зубную щетку и сделал ручкой:
– Возвращайтесь в купе.
«Добро пожаловать на родину», – сказал себе хорунжий, выбираясь из загроможденного картонными ящиками купе проводников. Судя по ядреному запаху, в них были контрабандные российские сигареты.
В коридорчике теснилось покорное вьетнамское семейство, которое тоже ждал личный досмотр с пристрастием…
В Киеве хорунжего Бузько встретил Кульчицкий. Он выглядел нервным и озабоченным.
– Вы хорошо поработали, хорунжий! – заключил он, подзывая официанта. – Ваш бесценный опыт понадобится нам в ближайшем будущем. Я доложу о вашем героизме нашим западным покровителям. Думаю, вы будете отмечены… Кстати, я полагаю, вы сможете возглавить следующие учения патриотов, которые пройдут на Волыни. Ваше участие будет хорошо оплачено! Всего доброго. Слава Украине!
– Героям слава! – отозвался Бузько, пожимая руку
До львовского поезда оставалось время, и хорунжий решил побродить по Киеву. Скоро другие фразы взовьются над правительственными зданиями, другие песни зазвучат на улицах. И зашагают по Крещатику штурмовые колонны, осененные черно-красными знаменами ОУН. Душа хорунжего пела от предвкушения счастья.
– Эй, дружбан, закурить у тебя не найдется? – сунулся к Бузько небритый тип в засаленной кепке.
– Да пошел ты, – зло ответил по-русски хорунжий Бузько.
«И приснится же такое…»
Артем покряхтел, но глаза открывать не стал: сон еще крепко держал его в своей паутинистой глубине.
«Пить надо с вечера меньше… и курить… Снится черт знает что…»
Он провел ладонью по жесткой, припахивающей хлоркой простыне, повертел головой и окончательно проснулся.
За приспущенными жалюзи светило яркое солнце. Гудел прогреваемый мотор автомобиля. Слитно протопали тяжелые ботинки. «На месте! Стой!» – прозвучала команда. Кого-то окликнули. Хрипло пролаяла овчарка.
В чистенькой узкой комнате – койка да тумбочка – Артем был один. Босиком он подошел к двери. Ручка подалась без усилия.
Тарасов выглянул в коридор. Коричневый линолеум. Приоткрытое пластиковое окно в конце. Сквозняком веет. Доносится табачный дух.
Можно выйти на свет, и никто не наденет на тебя наручники…
Артем протер глаза и еще раз убедился, что это не сон. И не сон – то, что пришло из вчерашнего дня. Арест, Лубянка, Мезенцев…
«Снотворное вкатили!» – понял Тарасов. Тяжелая голова и пробуждение в незнакомом месте объяснялись просто. Смутно, а потом яснее и яснее вспомнилась беседа с Мезенцевым. Нет, это был не сон…
– Товарищ инструктор! – прозвучало за спиной.
Тарасова как громом ударило. Он напряг вялые после снотворного мышцы и подался вперед, готовый занять боевую стойку.
– Доброе утро! – сказал тот же голос.
Артем обернулся и увидел белобрысого паренька, стриженного ежиком, в свободном тренировочном костюме.
– Привет, – отозвался Тарасов.
День продолжал приносить сюрпризы.
– Можно спросить: как там? Погода и вообще? Саддама еще помнят? – улыбнувшись, спросил паренек.
– Где – там? – удивился Артем.
– Полковник сказал, что вы прибыли оттуда, – понизив голос, сообщил паренек. – Ну, из Ирака…
– Я прибыл из Моршанска, – улыбнулся Тарасов.
– Понятно! – заговорщицки подмигнул паренек. – Я прапорщик Баев, подразделение два. Саша.
– Что – Саша?
– Зовут меня Сашей… А вы…
– Зови меня капитаном, – сказал Артем. – А в свободное от основных занятий время я называюсь Артем.
– Да, насчет основных занятий! – спохватился Баев. – Мезенцева сегодня нет – он в Москве. Велел вам осмотреться, познакомиться с подразделением.
– А мы где? – просто спросил Тарасов.
На лице паренька изобразилось недоумение.
– Ты говоришь, что Мезенцев в Москве. А мы с тобой где?
– А-а! – врубился Баев. – «Шишкин лес». Пятидесятый километр. Наша база…
«Чья это – «наша»? – завертелось у Тарасова на языке, но он решил не торопиться.
Они прошли по коридору и вышли на воздух, двинулись по узкой асфальтовой дорожке в сторону далекого двухэтажного белого здания, похожего на дачный домик. Проехал зеленый армейский «газик». Справа высился высокий – метра три – забор с двумя рядами колючей проволоки по верху. Маячила вдалеке вышка с часовым в камуфляже. За редкими деревцами угадывались очертания спортивного городка. Много зелени. Птички поют.
По дороге прапор болтал без умолку, открывая перед Артемом привычную картину бивуачного житья:
– Из Екатеринбурга неделю назад прибыли, а тут Мезенцев: готовиться к переброске в горы. А какие у нас в России горы? Понятное дело, Кавказ… В Екатеринбурге впервые убитого видел – а ведь второй год у Мезенцева служу!
– Как полковник – суров небось? – поинтересовался Артем.
– Не поймешь его, – мотнул головой Баев. – То разрешает нам черт-те что, то за подворотничок премии лишает… Да вы на особом положении – вам, товарищ капитан, все равно!
«Еще одна новость, – подивился Тарасов. – Особое положение – оно не самое лучшее, если кто еще не знает…»
– Потом с аквалангами тренировались, – продолжал прапор. – Сержант Синицын забыл взять нагрудный баллон для экстренного всплытия, его откачивать пришлось, придурка. В войска потом перевели по здоровью… Правда, придурок? – обернулся Баев.
Они всходили на крыльцо белого здания. «Администрация санатория «Солнышко», – значилось на голубой стеклянной табличке.
Из прохлады холла выступил мордастый сержант с повязкой дежурного по штабу на рукаве. Увидев Баева, дежурный кивнул и с любопытством оглядел Тарасова. Пока они шли по коридору мимо стендов с наглядной агитацией, сержант провожал нового человека глазами. «Они тут новостями не избалованы», – понял Артем. А прапор продолжал рассказ:
– Мезенцев, он иногда странный бывает. Вот были в Екатеринбурге, так Синицын девушек местных пригласил – мы в общежитии остановились. Ну и прихватил одну, и в ленинскую комнату повел… А тут машина под окнами – командир прибыл. «Где Синицын?» – «В ленинской комнате». – «Газеты читает?» И туда… Застал их, в общем, в прямом эфире. Девку выгнал, Синицыну подзатыльник отпустил и трое суток губы по прибытии в часть. Орет: «Чего стоя е…шь, боец?! Лечь негде?!» Чудной…
