– Издалече?
– Из Пензы.
– Я там когда-то по молодости после техникума полгода бухгалтерствовал... Как Пенза, стоит?
– Стоит. А что ей сделается? – вздохнул я. – Ты, Лимоныч, как – накатить не против?
– Куда... накатить?
– Ну, выпить. Я угощаю.
– А-а, так бы сразу и сказал, – заметно обрадовался Лимоныч. – Выпить – оно ж кто против? Давай направо, Жека, а то там собаки. Порвут. А выпить – это мы всегда готовы. Как пионеры. При нашей жизни без этого дела никак нельзя...
Глава 40
– За сотрудничество! – поднял замызганный стакан Лимоныч.
– Ага, – вздохнул я.
С Лимонычем мы сидели тоже в кустах, но ближе к центру, за забором какой-то трансформаторной подстанции. Практически это была его летняя квартира. Домашняя утварь Лимоныча ограничивалась этим самым стаканом и висящей тут же на сучке миской.
– Эх, повезло тебе, Жека! – завистливо проговорил Лимоныч, смахивая с носа мутноватую каплю.
– Чего?
– Как – чего? – поправил запотевшие очки Лимоныч. – Олеговна на тебя глаз положила!
– А-а, – вздохнул я. – Ну и что?
– Как что? – шмыгнул носом Лимоныч. – Поведешь себя правильно – выбьешься в люди! Приблизит она тебя к себе, понял?
Перспектива стать вторым человеком на свалке, по правде говоря, прельщала меня не очень. Зато Лимоныч от волнения чуть не дрожал и шмыгал носом почти безостановочно. У него после первых ста граммов как потекло из носа, так и не останавливалось. И очки почти сразу запотели. Лицо его и вправду сильно смахивало на лимон, только не желтый, а какой-то синюшный.
– Если выбьюсь, – сказал я, – о тебе, Лимоныч, тоже не забуду. За нас!
– Хорошо бы, – мечтательно уставился вдаль сквозь запотевшие очки Лимоныч. – Ты только Олеговне ни в чем не перечь, понял? А то она баба с норовом, куда там! Эх, мне бы годков тридцать с плеч... Я, Жека, в молодости знаешь каким был? Ты что! Бабы прямо балдели! В Сочах почти каждый год отдыхал по путевке... А это разве жизнь?..
– Это точно, – поддакнул я. Судя по воспоминаниям о молодости, Лимоныч уже дошел до кондиции, и пора было закидывать удочки, пока он не впал в детство. – Хороший ты человек, Лимоныч. Честно. С таким и вторую бутылку распить не жалко.
– Да, неплохо бы, – вытер нос Лимоныч.
– Тогда вот что. Я тут недавно, а ты всех знаешь. Мне один братан бутылку должен.
– Так-так, – навел резкость на запотевших очках Лимоныч. – А кто такой?
– Да забыл, как зовут...
– А где его делянка?
– В том-то и дело, Лимоныч! Я его тут недалеко встретил, на Пушкинской.
– Так-так. Каков он из себя есть?
– Здоровый такой, в плаще. И бородища – во!
– Че-то не припомню... У нас тут таких, Жека, нет. Ты ниче не путаешь? На Пушкинской дело было?
– Да.
– А где?
– В сквере.
– Нет у нас там таких, Жека. Точно.
– Может, он не ваш, а сам по себе?
– Может. Их в последние год-два много развелось, которые сами по себе. Но мы с ними не контачим. Если какой на делянку сунется – тогда конечно. Отвадить – святое дело, а так... Знать, Жека, и твой бродячий...
– Ага, – разочарованно вздохнул я. – Философ... А у кого, Лимоныч, еще можно поспрашивать?
– Че-че ты сказал? Философ?
– Да, – удивленно кивнул я. – Он все присказками выражался. Я и говорю – бродячий философ.
– Насчет присказок, Жека, не знаю, а Философа одного припоминаю...
– Так-так, – быстро сказал я, наливая в стакан водку и протягивая Лимонычу. – Ну-ну?
– Эх-х, хорошо! – утер нос Лимоныч. – В общем, так. С год назад, Жека, появился тут один бродячий. Насчет бороды не скажу, но вроде шибко умный – как ты говоришь. С нашими не якшался, вроде как брезговал. И все сам по себе. То тут появится, то там, а то и вообще куда-то пропадет. В общем, прозвали его Философом. А вышло вот как. То ли он на чью-то делянку залез невзначай, то ли его просто проучить решили, главное, что налетели наши на него впятером.
– Впятером? – невольно поежился я, вспоминая свое приключение в туалете.
– Впятером, – шмыгнул носом Лимоныч. – Но он их всех раскидал.
– Как раскидал?
– В разные стороны. Здоровый оказался – жуть. Убить, правда, никого не убил, но одного малого покалечил. А после сказал им что-то такое – заумное, в общем... Вроде того, чтоб, значит, больше не лезли, а то хуже будет... Ой!
– Ты чего? – быстро оглянулся я по сторонам.
– Да ниче, – прошипел Лимоныч. – Сердце. Сейчас пройдет... Такая вот, Жека, была история. Не знаю, правда, тот этот Философ, который тебе бутылку должен, или нет. Видеть я его сам не видел. Рассказывали.
– Так-так, – точь-в-точь как Динозаврович потер я руки. – Это он. А у кого можно про него еще поспрашивать?
– Да поспрашивать-то, Жека, можно. Только если это он, то бутылка твоя, кажись, пропала.
– Как пропала?
– Севка базарный вчера рассказывал, что... Ой!
– Ну-ну?
– В общем, кажись, сгинул твой Философ... – прошипел Лимоныч посиневшими губами.
– Как сгинул?
– Севка его возле машин видел...
– Ну?
– Знать, в той самой машине он и сгинул...
– В какой – той самой?
– Той самой, которая... которая...
– Которая что? – спросил я, но Лимоныч вдруг дернулся и рухнул на спину.
Склонившись над ним, я быстро приподнял ему на лоб треснувшие очки и вздрогнул. Лимоныч был мертв. Я оглянулся вокруг, глотнул из горлышка водки и полез через забор искать телефон.
Вообще-то по плану Панкратьев должен был все время прикрывать меня в «копейке», но он потерялся где-то возле свалки. Я сильно и не расстраивался, потому что уже давно рассчитывал только на себя.
Глава 41
– Ну что ж, Евгений Иванович, спасибо, – задумчиво поправил очки Динозаврович. – Как все-таки некстати у этого Апельсиновича случился инфаркт... Так вы считаете, что сейчас искать этого Севу бесперспективно?
– А где его сейчас искать? Рыться в мусорных контейнерах на рынках?
– Да-да, конечно. Что поделаешь! Придется ждать до утра. Какие, товарищи, будут мнения насчет добытой Евгением Ивановичем информации?
– Надо этого Севку вылавливать, тогда и думать, – зевнул Панкратьев.
– Но информация, товарищи, согласитесь, любопытная, не так ли? Тут есть над чем подумать.
– Лучше поспать, – вздохнул Панкратьев.
Гаврилов метнул на него злобный взгляд, но Динозаврович неожиданно согласился.
