– Тоже верно, майор. Как говорится, утро вечера мудренее...
– Ура! – вскочил со стула Панкратьев.
Глава 42
Рубоповская «копейка» пробивалась запруженными улицами к Колхозному рынку, а я помирал на заднем сиденье в своих лохмотьях с похмелья. Машина резко вильнула в сторону, в моей бедной голове все куда-то поплыло, и тут же словно в кошмаре сверху возникла рожа Панкратьева.
– Тунеядец! Просыпайся! Пора на работу!
– О господи!.. – с трудом сел я.
– Давай пошевеливайся! Динозаврович нервничает!
Динозаврович действительно нервничал в своем кондиционированном кабинете на Кропоткинской. Ни на Центральном, ни на Чибисовском рынках никакого Севки не оказалось. И мне снова предстояло с глубокого похмелья таскаться по задворкам и изображать из себя любящего друга усопшего Лимоныча. Самое главное, что на мои страдания всем было наплевать.
– Бутылку! – сказал я.
– Не вздумай вылакать, это реквизит. Понял?
– Понял-понял, – вздохнул я, с трудом выбираясь из машины.
– Униформу поправь! – прошипел мне вслед Панкратьев.
– Иди ты! – пробурчал я, не оборачиваясь.
Тяжко было мне – прямо жить не хотелось. Кое-как я добрел до питьевого фонтанчика, глотнул воды, выплюнул и увидел недалеко оборванца в вислой шляпе.
– Севку не видел? – спросил я, подгребая к нему.
Бомж заметно насторожился и проговорил сиплым голосом, не глядя на меня:
– А че?
– Долг хочу отдать.
– Кому?
– Ты че – дурак? Севке, не тебе же! Человек один ему полтинник передал. Лимоныч...
– Полтинник? – оживился бомж. – А-а, вспомил... Давай.
– Че – давай?
– Полтинник давай, раз Лимоныч передал. Я Севка. А ты кто будешь?
– Жека я. У меня делянка в переходе у «Детского мира». Пошли присядем где-нибудь. Лимоныча помянем.
Глава 43
Все катилось по накатанной колее. Я встречался с очередным бомжем, выставлял бутылку, и мы ее распивали – как будто так и нужно было. Торопливо заглотнув свои дозы, мы с Севкой немного помолчали, а потом покалякали насчет Лимоныча – какой он был правильный бомж и все такое. Голова у меня вроде как начала проходить, но Панкратьев от рыбного ряда мне то и дело строил страшные рожи – давай, мол, в темпе, Динозаврович на Кропоткинской нервничает. Надоел он мне до смерти. Похмелиться не дает как следует – все кривит свою обезьянью рожу.
– А деньги-то где? – напомнил Севка.
– Деньги? Какие?
– Как какие? Которые Лимоныч перед смертью мне передал.
– А-а, – протянул я. – Помню-помню. Только Лимоныч их передал с условием.
– С каким условием? – подозрительно уставился на меня Севка.
– Да не боись, все нормально, – показал я краешек купюры. – Они твои. Только расскажи мне, что там приключилось с Философом?
– Философом?.. – быстро переспросил Севка.
Он очень сильно чего-то испугался. Это было заметно невооруженным глазом. И я вдруг подумал, не отдать ли его Панкратьеву, чтобы тот занялся хоть чем-нибудь полезным, но вовремя вспомнил о водке. Допить Панкратьев мне бы ее не дал наверняка.
– Не боись, – сказал я Севке. – Давай выпьем. Просто Философ мне сотку зажилил. Понял?
– Философ? Тебе?
– Мне-мне. Давай пей. Короче, ты мне рассказываешь про Философа – и деньги твои. Понял?
Для наглядности я положил купюру на доску и придавил сверху наполовину пустой бутылкой. И Севка сдался.
– В общем, позавчера я его видел. Вон там. У машин.
– Ну?
– Че – ну?
– Дальше-то что?
– Че – дальше? Лося и Горбатого там тоже в последний раз видели.
– Ну?
– Сгинули они. Ни слуху ни духу. Третий день. Значит, была там та самая машина. Понял?
– Какая машина?
– Ну, проклятая!
– Так, – быстро протянул я Севке полтинник. – Деньги твои, только не вздумай смыться. Я промышляю возле «Детского мира», в переходе, я тебе говорил?
– Говорил.
– Но в городе я недавно. А сам из Пензы, проживал там с братьями и сестрами в бо... В общем, неважно. Короче, я че-то слышал, но не могу понять, что это за машина, про которую ты толкуешь?
– Ты че? – почти в ужасе посмотрел на меня Севка. – Не знаешь про проклятую машину?
– Не, – сказал я. – Но сейчас узнаю. Еще одна бутылка за мной. Бежать в палатку?
Глава 44
К концу разговора с Севкой голова у меня перестала болеть окончательно и настроение было хоть куда. Севка остался спать на досках в обнимку с двумя пустыми бутылками, а меня Панкратьев запихал на заднее сиденье «копейки» и повез на Кропоткинскую. По дороге я сыпал анекдотами из жизни бомжей, сам над ними смеялся и строил Панкратьеву в зеркало страшные рожи. Он только качал головой.
– Разрешите? – заглянул в кабинет Панкратьев, едва затащив меня наверх по лестнице.
– Заходите, заходите, майор! Мы вас ждем.
Первым делом я не вписался в дверь, а потом уже в кабинете едва не промахнулся мимо стула. Динозаврович даже слегка опешил:
– Эк вас развезло, голубчик! Ну и ну...
– Профессиональный р-и-иск! – икнул я, наконец благополучно приземляясь на стул.
– Полтора литра выжрали на двоих, – хмуро проговорил Панкратьев.
– Однако, – покачал головой Динозаврович.
– При такой работе, – развалился я на стуле, – между прочим, талоны на молоко положено давать. Куда только ваш профсоюз смотрит? – Я снова икнул.
– Я тебе сейчас покажу профсоюз... – прошипел через стол Гаврилов.
– Товарищи, товарищи! – постучал ручкой по ежедневнику Динозаврович. – Попрошу не забывать, что у нас тут оперативное совещание, и держать себя в руках. Вас это, полковник, тоже касается...
– Прошу прощения.
– Я че – винов-а-ат, – включился я, – что из этих бомжей без пол-литра слова не вытянешь?
– Да нет, конечно, голубчик, – поморщился Динозаврович. – Никто вас не обвиняет. Выпейте-ка лучше воды и расскажите, что вам все-таки удалось выяснить в процессе... э-э... распития спиртных напитков?
– Спасибо, – отставил я стакан и вытерся грязной рукой.
Динозаврович снова поморщился и поторопил меня:
– Ну-ну? Мы вас слушаем.
– Дела хреновые, – предупредил я их заранее. – Нашего, то есть вашего бомжа последний раз видели позавчера у стоянки машин возле рынка. Там же и тоже в последний раз видели еще двух бомжей.
