Там к нему незамедлительно подскочил рядовой охранник базарного порядка. Шмыгая разбитым в кровь носом и отчаянно жестикулируя, он в бешеном темпе строчащего пулемета попытался что-то объяснить начальнику, однако сержант, грозно шевеля густыми черными усами, небрежно отодвинул его в сторону мощной дланью и, едва сдерживая нарастающее негодование, уверенно шагнул вперед.
Вокруг рейсового автобуса на Шираз уже собралась приличная толпа народа. В центре ее находилась весьма живописная группа из четырех человек. В инвалидном кресле-каталке сидела, гордо выпрямившись, женщина-иранка, с головы до ног закутанная в плотную черную паранджу. За креслом, положив на его спинку прикрытые развевающимися складками такого же одеяния руки, стояла другая женщина, высокого роста и мощного телосложения. Лица обеих были прикрыты чачванами[1] . На шаг впереди, в позе готового к броску леопарда, замер молодой мужчина, почти юноша, еще не отпустивший бороду, но уже безмерно гордящийся узенькой полоской растительности на верхней губе. Одет он был в изысканно дорогие материи и добротную обувь из мягкой натуральной кожи. На полшага в стороне с абсолютно невозмутимым, даже безучастным лицом стоял представитель иранского отделения Армии Спасения, что безусловно подтверждалось фотографией и английским текстом на его бэйдже, прикрепленном к нагрудному карману небесно-голубой униформы этой организации. Глаза юноши метали молнии, а выставленный вперед сжатый кулак правой руки со свежесбитыми в кровь костяшками пальцев явно указывал в направлении разбитого носа незадачливого стража порядка и надежно удерживал другие особо рьяные головы от опрометчивых движений. Даже, наверно, сильнее, чем поблескивающий под развевающейся полой длинного сюртука горский кинжал в серебряных ножнах.
Остановился даже сержант, прислушавшись, наконец, к безудержному стрекотанию своего обиженного подчиненного:
– ...я собрался уже надеть на него наручники...
– Да на кого?!
– Так вон, на этого молокососа.
– Понятно. А нос у тебя к тому времени уже был разбит?
Полицейский потрогал свой поврежденный орган и нехотя кивнул:
– Это нападение на представителя власти! Я собрался надеть наручники...
– А документы у них ты проверил?
Подчиненный недоуменно воззрился на сержанта:
– Нет. Я ведь просто хотел помочь! Это моя обязанность – следить за порядком при посадке в автобус. А из-за них, – он махнул рукой в сторону всей четверки, – полная... неразбериха началась.
– Так что же конкретно произошло? Хватит свой шнобель теребить! Докладывай четко и ясно, по порядку.
– Я ж ведь уже говорил... В общем, автобус, хотя и самый современный, даже с кондиционером и телевизором, но без специальной двери для инвалидных колясок. А в обычную дверь эта бандура никак не пролезает! Я приказал водителю открыть заднюю дверь. Туда можно было бы затолкать, но только, если положить каталку на бок. А для этого старуху надо из кресла выгрузить и просто на руках занести внутрь. И всего-то делов! Я так и объяснил этому щенку, а он стоит, как истукан, только посадку задерживает. Вот я и взялся сам...
– Чего сам?
– Ну, эту черную кикимору на руках внести в автобус. Я ведь должен помогать, это моя обязанность!
Сержанту многое начинало становиться понятным. Куда смотрел Аллах, посылая таких помощничков?
– И что ты сделал?
– Ну, так раз все вокруг просто окаменели, я сам попробовал вытащить старуху из кресла. Честное слово, я только-то и успел едва к ней прикоснуться! Очень вежливо и осторожно. Так этот... сумасшедший меня и ударил!
– Хорош же полицейский, который позволяет бить себя по лицу.
– Да у меня же руки были заняты! Я не ожидал…
– А дальше что?
Страж хлюпнул носом, неуверенно переступил с ноги на ногу и примолк. Сержант понял, что подчиненный просто опускает момент своего падения на землю, бултыхания в грязи и пыли, наверняка, под хохот собравшихся вокруг зевак и не стал его понукать. Тот продолжил сам:
– И тут я собрался надеть на него наручники. А вон та вторая карга, которая уцепилась за кресло, так его развернула, что мне было вовсе не пройти вперед, и еще подставила мне подножку!
«Та-а-к. – Сержант понял, что было еще и второе валяние по земле к дикому удовольствию всех рыночных шалопаев. – Но каков же идиот! Ошибка за ошибкой. Поделом ему. Мало еще досталось. Я сам при случае добавлю, только где-нибудь наедине, без посторонних. Однако честь мундира... Хотя, кто знает, что здесь превыше. Но документы проверить не помешает. Это дисциплинирует людей. Оч-ень дисциплинирует. Заодно и подтвердится, правильно ли я догадался сам».
Он уверенно шагнул вперед, выпятив внушительный живот и строго оглядывая всех из-под козырька низко надвинутой на глаза фуражки. Через два шага, слегка изменив направление движения, сержант оказался прямо перед симпатичным юношей, который к этому времени полностью овладел собой и смотрел на полицейского невозмутимо гордым и строгим взглядом.
Сержант незаметно оглянулся: где же сейчас находится агент тайной полиции, который вот уже три дня вместе с ними несет службу на этом рынке? Он ведь никогда не отходит далеко от автовокзала. Самого сержанта в Управлении тоже ознакомили с описанием четверых беглых преступников, а в нагрузку дали еще и этого агента. С одной стороны, хорошо: уж больно серьезные эти беглецы, по всему миру Интерполом разыскиваются, террористы. Так пусть, в случае чего, тайный агент и лезет первым.
Но, с другой стороны... Служба на городском рынке имеет массу нюансов, которые посторонний не сразу может уразуметь, да и вовсе ни к чему их знать постороннему-то. Место здесь хлебное, и если вести себя правильно, твой язык никогда не забудет вкуса халвы. А сержант здесь уже восьмой год. Начинал с простого полицейского и дослужился до начальника всей охраны. Разобрался, понял, что к чему, сумел уловить эту узкую грань между личным благополучием, служебным долгом, естественными, но не афишируемыми, желаниями начальства и процветанием крупных рыночных воротил.
А этот соглядатай может ведь и донести чего не следует куда следует. Так пусть видит, как лично он, сержант, начальник охраны блестяще улаживает любые конфликты. Кстати! А территория-то как раз под контролем агента. Ему бы уже давно тут, перед автобусом, выплясывать, а он... Где ты, паразит? Ну, конечно! Как всегда, попивает кофе у Махтума. Хорошо пристроился! Все ему видно, даже, возможно, слышно. Так ведь быстро сообразил, что террористами тут и не пахнет, а ввязываться в склоку себе дороже выйдет. Эх, мой бы дурак подчиненный так рассудил!
Ничего, я-то разберусь, а вот тебя, пакостник, заложу по полной программе при первом удобном случае. Не знаешь еще, с кем связался!
– Ну-с, уважаемый, попрошу вас предъявить документы. – Несмотря на строгую обязательность требования, тон сержанта был предельно вежлив и даже почтителен.
Именно это и сыграло решающую роль. Молодой мужчина тоже решил не обострять конфликт и неторопливо достал из внутреннего кармана внушительных размеров бумажник из прекрасно выделанной тонкой кожи. Раскрыв его, он протянул стражу порядка толстую кипу документов и справок. Наметанным взглядом сержант успел заметить в бумажнике целую пачку денежных купюр большого достоинства.
Так... Удостоверения, паспорта на всех троих. Понятно. Имя, фамилия, год рождения. Проживают... Вот! Я же так и думал! Все правильно! Сержант не смог удержаться, чтобы не обвести притихшую толпу победным взглядом. Ничего-то вы все не понимаете! Я один сразу догадался. Потому что сам родом из этих мест. Ну, по крайней мере, не очень далеко, по нашим горным меркам. Ираншехр! В этом городе оформляли документы, а проживают в крупном горном селении километрах в двухстах к северу. Все мы – горцы. А эти еще и богатые. Это было сразу заметно. Очень богатые! Кто ж еще мог позволить себе такие наряды или разъезжать в самоходных инвалидных креслах ценой с настоящий автомобиль?! Такие владеют всем в округе и обязательно имеют массу знатных родственников во всех крупных городах, даже в столице. Они руководят общинами и заседают в правительстве. Один такой господин жил в соседнем селе. Ох, и знатен
