был, настоящий шариф. А как почитают Коран! Такого давно уже не встретишь в городах.
А этот мой плюгавый помощничек вздумал своими вонючими лапами прикоснуться к женщине из такого рода! О, Аллах! Как его еще не убили.
Конечно, никогда женщина не выйдет из дома с открытым лицом и без сопровождения мужчины. А обе эти уважаемые женщины – родственницы самого шейха. Молодой мужчина – его сын! Очень достойный сопроводитель. Только он имеет право разговаривать с женщинами, а уж прикасаться... Помилуй Аллах!
Так они, оказывается, на лечение едут. Вот приглашение в закрытый лечебный пансионат для женщин в пригороде Шираза под патронатом Армии спасения и Общества милосердия матери Терезы.
Сержант с максимальной почтительностью вернул документы и, приложив к пухлому животу обе руки, начал многословно извиняться за неподобающие действия своего неразумного подчиненного. Юноша гордым жестом остановил его излияния:
– Думаю, сержант, что инцидент исчерпан. Пусть он убирается! – Последовал небрежный кивок в сторону провинившегося полицейского. В речи молодого человека отчетливо звучал акцент уроженца горных районов, так хорошо знакомый сержанту. – Мы прекрасно справимся теперь сами. Будем вам очень благодарны, если вы чуть придержите эту дикую толпу, рвущуюся в автобус, пока мы не займем свои места. Кстати, вы не видели еще документов сопровождающего нас служителя пансионата, я не стал их брать себе. Он англичанин, нашего языка не знает, но хорошо воспитан, и не позволяет себе, как некоторые...
– Прошу вас не волноваться, уважаемый! Вам никто не помешает, будьте спокойны.
Сержант самолично, не особо церемонясь, отодвинул руками наиболее рьяно лезущих в автобус пассажиров. Потом подошел к «небесно-голубому» джентльмену. Необходимыми познаниями в разговорном английском языке сержант обладал, однако их явно было недостаточно не только для искрометной светской беседы, но даже для того, чтобы уловить некоторый акцент в речи «чистокровного» англичанина.
А тот, ну как назло, чрезвычайно обрадовался первым же словам представителя власти на родном английском языке и, отринув внешнюю чопорность, затараторил так, что бедный сержант просто захлебнулся в потоке наплывающих друг на друга слов, оборотов, уточнений и «чисто английских» недоговоренностей. Перестав что-либо воспринимать, он лишь тупо разглядывал аккуратный иностранный паспорт со всеми положенными штампами и отметками и несколько справок с красивым гербом Армии Спасения. Потом, несколько раз пробормотав «сорри» и «плиз», быстренько отошел к входной автобусной двери.
Здесь уже все было практически закончено. Старую больную даму на руках внесла в салон рослая служанка и бережно пристроила на удобных мягких сидениях. Через заднюю дверь автобуса шофер с помощью добровольцев из очереди без труда втиснули внутрь инвалидное кресло. Пассажиры расселись по местам. К сержанту шагнул молодой горец:
– Я рад, что в стране остались еще настоящие правоверные, которые чтут Коран и незыблемо следуют всем его заповедям. Мой отец возблагодарит Аллаха, когда я расскажу ему об этом. А ваши деяния должны быть отмечены прямо сейчас.
С этими словами он протянул сержанту несколько больших купюр. Оба одновременно произнесли такбир[2] и расстались очень довольные друг другом.
Междугородный автобус медленно отъехал со стоянки и, искусно маневрируя в узких и кривых улочках-проходах, отправился в свой неблизкий путь в Шираз. Начальник охраны столь же неторопливо вернулся в маленькую комнатенку на втором этаже административного здания, гордо именуемую им офисом. Время дежурства подходило к концу. Осталось лишь написать короткий рапорт: «не обнаружено, не задержано лиц, подходящих под описание ориентировки не выявлено» и с чувством до конца выполненного долга и приятно похрустывающими в кармане штанов купюрами отправиться на заслуженный суточный отдых.
В припаркованной недалеко от автовокзала легковой машине Юрий не мог сдержать эмоций:
– Ай да молодцы! А ведь были, были у меня сомнения. Не советовал я им привлекать внимание. Документы все равно положено было проверять; сунули потихоньку взяточку, и все шито-крыто. Хотя, конечно, была опасность для мужчин: они же ни слова на фарси не знают, да и голоса у обоих никак не женские. А Севка, вот умора, он же на аглицком с таким нижегородским акцентом изъясняется, что «ухи вянут», но по манерам – денди. Да... Но Галина – это что-то, я вам доложу. Мне б одного такого агента, и вся контрразведка наша! Ну, психологи! Как все идеально рассчитано! Балаган, шапито, поле чудес, а каждый жест, каждое слово – в строку. Класс!
Машина неторопливо покатилась по мостовой вслед за отъехавшим автобусом. Закончилась лишь первая, самая легкая часть плана.
Загородная дача российского Президента была меньше всего похожа на особняк главы крупного государства. Ни тебе высокого кирпичного терема, ни чего-то похожего на уменьшенную копию средневекового европейского замка, ни даже трех-четырех этажей под землей. Даже забор не казался со стороны какой-то неприступной твердыней, хотя на самом деле почти таковым и являлся. Пожалуй, только в плане личной охраны обитателей дачи были соблюдены все положенные повышенные меры безопасности. Потому что в этом вопросе мнение самого Президента, если отчасти и учитывалось, то никак не было решающим.
Президент появлялся здесь редко. Одно дело любить подмосковную природу, а другое – сочетать ее со своими обязанностями. Он понял это уже давно, и потому так ценил каждый час, проведенный вдали от строгости кабинетов и протокольной официальности деловых встреч, переговоров, раутов, бесед. Даже если они были «без галстуков».
Сегодняшний его приезд сюда не значился ни в одном плане и стал неожиданностью для него самого. Но об этом попросил его Помощник. За столько лет личного знакомства и совместной работы всего второй раз. Отказывать Президент не мог и не хотел. Поэтому в плотном деловом графике всеми правдами и неправдами были выкроены четыре часа, и теперь он, сидя на раскладном кресле под плотной кроной старого дуба, не только внимательно слушал своего подчиненного, но с наслаждением вдыхал этот чистый воздух со слабым запахом трав и цветов, наблюдал за деловой беготней по лужайке любимой собаки и прислушивался к доносящимся с веранды звукам: там уже вовсю хозяйничала супруга, лично готовя нехитрый дачный перекус.
– ... Вот такие у меня сведения, господин Президент. – Речь Помощника, как всегда, была по-военному четкой, краткой, предельно информативной.
Как же не хотелось сейчас Президенту так стремительно возвращаться в жесткий мир непредвзятого анализа, логичных выводов и ответственных решений!
– Послушай, Володя, – он просто слегка тянул время, – оставь ты их обоих за дверью!
– Кого-кого? – недоуменно переспросил Помощник.
– Ну, этих: «господина» и «Президента», ладно? Мы с тобой уже давно об этом договаривались.
Помощник усмехнулся: с чувством юмора у Президента было все в порядке. Они понимали друг друга.
– Пятьдесят на пятьдесят.
– ?
Помощник усмехнулся во второй раз:
– «Господина» оставляем, а вот с «Президентом» не так все просто. Ведь именно у него я испрашивал аудиенции, его решение мне необходимо. Ну, и соответствующие действия тоже.
– А чего ты можешь от меня ждать после всего сказанного? Что вот сейчас я возьму трубу, свяжусь прямо с «Ройял Стар» и скомандую: «Стоп машина. Полный назад»?
Помощник сокрушенно развел руками.
– Ты не изображай тут Ваньку бессловесного или всемирную скорбь и раскаяние! Думаешь, я не понимаю, зачем ты выбрал именно дачу для разговора? Все ты заранее просчитал. Свидетелей контакта нет, чужих ушей, даже самых благожелательных, тоже. И еще воспользовался моим добрым отношением, пониманием... – Президент начал раздражаться, но тут же взял себя в руки. – А где хоть одно
